О духовной жизни и молитве Иисусовой (сборник). Феофан затворник - письма о духовной жизни
Вместо предисловия.
Предлагаемые Письма о духовной жизни составлены по поводу писем графа М. М. Сперанского, напечатанных в"Русском Архиве"за 1870 год, в январской книжке.
Я имел намерение представить картину духовной жизни в разнообразных ее оттенках. Письма Сперанского служили только поводом к тому. Желание было одно, чтоб ревнующим о духовной жизни представить отчасти некоторые нужные указания, а отчасти дать случай самим заняться теми же предметами и обдумать их поприложимее к себе самим.
Письмо первое.
Вам желательно знать мое мнение на счет писем графа Сперанского о духовной жизни. С удовольствием исполняю ваше желание. Но вооружитесь терпением, потому что мне пришла охота не ограничиваться краткими заметками, а повести пространную беседу о предметах, затронутых в упоминаемых письмах. Что предметы эти стоят того, об этом и говорить нечего. Но и письма так сложны, что невольно вызывают на размышление.
Так видите, граф Сперанский проходит духовную жизнь. Государственный человек, почти непрестанно занятый‑то административными учреждениями, то улучшением порядков государственной жизни, находил возможным умно и сердечно пребывать в Боге, всеправящем, вездесущем, всевидящем. Это приводит мне на память обычную отговорку, которою светские люди прикрывают свое нехотение потрудиться, как следует, над делом Божиим, делом своего спасения: „где уж нам!". Сперанский обличает их фактически, и не он один, но и другие многие. Помнится, ту же отговорку обличал и старец Василий, в своих предисловиях к статьям Добротолюбия об умном делании или молитве, помещенных в жизнеописании старца Паисия Нямецкого. „Смотри,"говорит, „какую высокую жизнь проходили люди, занятые по долгу внешними делами," -и перечисляет их. Таков был домоправитель вельможа, о котором упоминает Симеон, новый богослов, в слове о вере, помещенном в Добротолюбии; таков был патриарх Фотий, знакомый с сим делом до патриаршества, при трудах государственного секретарства; таковы были и другие патриархи, у которых на руках лежало управление церковными делами, большею частью внешними, довольно хлопотливое. Старец Василий, выставляя этих деятелей духовных, среди внешних обязательных дел, имел в виду расположить ревнителей благочестия к тому же роду жизни, в свое время. Не удастся ли и нам с вами подвигнуть кого либо на подобные же опыты, представив им картину духовной жизни, как ее живописует Сперанский в своих письмах, конечно, с собственного своего опыта.
Что мысли Сперанского браты с своего собственного опыта, что он говорит о том, что сам проходил делом, -это видно из самых речей его. Он изображает дело духовной жизни в настоящем виде и очень здраво. Пробежав наскоро в первый раз эти письма, я думал было обличать неправости их; но, вникнув потом получше во все высказанное в них, отказался от этого несправедливого покушения. Тут неверны только некоторые термины и фразы, заимствованные не из наших книг. Стоит только дать этим выражениям настояний смысл, какой они должны иметь по ходу мыслей, и для критики не останется места. Да и вообще критиковать мысли о духовных предметах очень неудобно. Состояния духовные похожи на прохождение по комнатам, полным разнообразных предметов, которые неодинаково видятся с неодинаковых точек зрения. Проходящий одно видит, а другое не видит, потому что оно заслонено чем нибудь; и что видит, то видит со стороны к нему обращенной, которая может иметь черты, не похожие на черты противоположной стороны, видимой другим зрителем. И даже общий обзор может быть неодинаков при разности мест, с которых смотрят; а тут свет и тени, своя сила зрения, и взаимное соотношение предметов оказывают влияние на понятия зрителя. Все это приложимо и к пишущим о духовных предметах. Когда пишущий пишет с своего опыта, надобно принять то, как он свидетельствует. Несправедливо и подозревать его в неискренности и мерять своею меркою. Только теоретики, редко попадающее на истину в своих умозрениях, подлежат суду - и суду не умозрения, а опыта. При всем том нахожу совершенно справедливым отличать в письмах Сперанского намеки на свои духовные состояния, взгляд самого Сперанского на эти состояния, и его собственный язык о том. Последние два - лично принадлежат Сперанскому, первые- общее достояние. Полагаю, что можно бы иначе подумать и иначе высказаться о своих состояниях. И если вы увидите какую разность в моих речах с речами графа Сперанского, - она будет касаться именно этого необходимого различения. Мои речи будут идти параллельно речам Сперанского. Это будут две картины, - одна против другой. Разница вся, может быть, будет в том, что в одной будет свет и тени, а в другой одни общие очертания.
Мне приходило на мысль, не лучше ли было бы собрать в одно все, высказанное графом Сперанским о духовной жизни, чтобы полнее охарактеризовать его самого с этой стороны, как он охарактеризован со стороны общественной деятельности. Но это повело бы нас на долгий и далекий труд, а между тем, может быть, и не придется достать все, сюда относящееся. Потому, оставляя этот замысел, не безъинтересный, поспешу удовлетворить вашему желанию, ограничивая мою речь кругом понятий, выраженных в предлежащих письмах.
Составитель предисловия к письмам графа Сперанского говорит, что в них высказался созерцательный квиэтизм великого труженика. Останавливаюсь на этой фразе, дабы сказать, что нельзя без разбора употреблять это слово, выражающее неправое направление внутренней жизни, равно как и мистицизм - всякий раз, как случится встретить чью либо речь о духовной жизни: ведь и истинная христианская жизнь есть жизнь, доставляющая глубокий покой, сокровенная и таинственная. Сперанский не был ни квиэтист, ни мистик, хоть и говорит словами мистиков, и даже речи свои называет мистическим богословием. Он был человек, развивший в себе полную христианскую жизнь, и, утвердившись духом в Боге и Господе Иисусе Христе, все прочие силы души и тела обращал на служение Богу, исполнением Его заповедей во всех обстоятельствах своей жизни, во славу Божию и спасение свое и братий своих о Господе. Такова норма христианского совершенства, и он приближался к ней, сколько это доступно для человека в семейном быту, и на административном и гражданском поприще. Наглядное оправдание его от нареканий в квиэтизме и мистицизме представляют его молитвенное обращение к Божией Матери, к Ангелу–Хранителю, его roвениe, исповедь и причащение, чтение слова Божия и простое его понимание, а тем паче чтение житий святых. Все это такие занятия и действия, на которые ни за что не согласится самый плохой мистик и квиэтист. Что язык похож на язык мистиков западных, это, вероятно, потому, что он писал к лицу, знакомому только с западными писаниями о внутренней жизни, и что сам, перечитывая эти писания, вместе с тем лицом и, может быть, для него только, невольно набрался и оборотов их речи. Его же собственный язык, конечно, был язык православно–церковный, язык св. отцев и Добротолюбия, о котором он сам говорит в своих письмах. Потому‑то граф Сперанский и избежал уклонений от истины, что наперед знал из этих верных источников точную характеристику сокровенной во Христе жизни, и не смотря на то, что читал полные заблуждений писания западников, соблюл трезвость мысли. как пишет тот же составитель предисловия, то есть, здравое воззрение на внутреннюю во Христе жизнь, и умел провести верную черту между ею, как она есть, и между тем, как изображают ее лже–мистики.
Мистицизм и квиэтизм суть болезненные порождения ложно направленной религиозности. Они явились и возможны были только на западе, в отпадших от св. Церкви христианских общинах, и преимущественно во время брожения умов, произведенного протестанством и реформацией. Они искали доброго дела, -живого общения с Богом, но не тем путем искали; а главное, надеялись своими усилиями и как бы по праву завладеть тем, что надлежало ожидать от милости Божией, и что надлежало принять, как дар этой милости. В напряжениях этой самонадеянной самодеятельности разгоралось воображение, и порождало мечтательные ожидания, которые, как жарко желаемые, скоро показались и сочтены исполнившимися, и цель трудов достигнутою. Все это раскрашивалось самыми привлекательными красками, и представлялось в образах прелестных, в мечтательных заоблачных созерцаниях. Писания их завлекают, - ибо говорят о дорогих сердцу предметах, но они только манят, а ничего не дают. Это отличительная черта всех их. Истинная во Христе жизнь есть жизнь сокровенная, таинственная (мистическая). Апостол Павел называет ее животом, сокровенным со Христом в Боге (Кол. 3, 3); Апостол Петр - потаенным сердца человеком (1 Петр. 3, 4); Сам Спаситель - царствием Божиим внутрь нас (Лук. 17, 21). Но в явлении своем она очень проста. Неведомо, как приходит Дух и возбуждает к покаянию. Совершив этот внутренний переворот, Он потом вооружает верующее сердце на многотрудную борьбу со страстями, руководит в ней и помогает. Эта борьба есть у всякого, более или менее долгая и болезненная; она приводит к чистоте сердечной, ради которой верующий труженик удостаивается и яснейшего постижения истин Божиих и сладостнейшего ощущения, - того и другого в таких чертах, какие точно определены въ Евангелии и писаниях Апостольских. Это последнее является уже в конце долгих трудов и многих испытаний, как венец наградный. Мистики же за эту верхнюю точку совершенства, прямо или преимущественно, и хватаются, и ее‑то и живописуют, как она рисуется в мечтах их воображения, всегда в ложных красках. Истину можно сказать только по опыту, по вкушении только духовных благ самым делом; а мистики самыми мечтами своими заграждают для себя настоящую туда дорогу. Напротив, в писаниях отеческих менее всего говорится об этих высших состояниях, а все о трудах покаяния, борьбы со страстями, и разных при этом случаях. Таково Добротолюбие, из которого Сперанский черпал здравые понятия о сокровенной во Христе жизни.
Все, что сказал о себе Сперанский, содержит самые обыкновенные признаки, сопровождающие внедрение умной молитвы ко Господу в сердце, самоделательной, трудовой. Приятную теплоту в сердце всякий испытывает, кому прилучится усердно помолиться. Навыкшие же умной молитве и восприявшие ее чувством сердца, испытывают ее постоянно. У всех святых теплота эта ставится первым плодом привития к сердцу умной молитвы ко Господу. Надобно, впрочем, знать, что проявления сей теплоты не все одинакового достоинства. Старец Василий, спостник Паисия, пишет об этом со слов патриарха Каллиста, следующее: "первее приходит теплота от почек, яко опоясующи тыя, и та мнится быти прелесть: но это не есть прелесть, а дело естества, как прямое следствиe подвига того. Но если кто станет считать это делом благодати, а не естества, то это будет прелесть. Этого, каково бы оно ни было, подвизающийся не должен любить, но отражать. Приходит и иная теплота от сердца, и если при этом ум нисходит в блудные помыслы, прелесть есть воистину: если же тело все от сердца растепливается, ум же пребывает чистым и бесстрастным. и как бы прилепленным к внутреннейшей глубине сердца, сиe есть воистину действие благодати, а не прелести."Из этого видно, что не ко всякому разлитию духа по телу должно неблаговолительно относиться. Когда углубится в сердце молитва и осилит его теплотою, тогда ум всегда бывает собран и присущ в себе, от того быстропонятлив и сообразителен. С этого времени все истины откровения начинают входить в сердце, каждая в свое время, будто внезапно, в виде озарения. Только одна черта из высказанных Сперанским кажется неистинною, или неистинно выраженною. Форма, говорит он, созерцания моего всегда была пустотой, отсутствием всякого образа и всякой мысли."Такое совершенное безмыслие чуждо св. отцам. Они внушали все оставить, но за тем, чтоб быть соединенными с Господом. Они стояли во время умной молитвы и всем советовали стоять в том убеждении, что Господь близ и внимает, то есть, предстоять умно Господу и взывать к Нему: взыска Тебе лице мое, как поет Пророк, лица Твоего, Господи, взыщу. Когда говорят они, что надобно прогонять всякую мысль, то всегда прибавляли: гнать всякую стороннюю мысль.
Этим и заключим мы пересмотр шестого письма, довольно нас занимавшего.
Письмо двадцать первое.
Переходим теперь к седьмому письму. Оно коротко и не заключает в себе ничего нового. Все содержание его состоит в одном следующем пункте: "Главное заключается в том, чтобы ходить в сумраке виры, то есть, в полном отсутствии всякой мысли, и не слишком привязываться к видениям и откровениям, как бы духовны они ни казались, а принимать их, однакож, с благодарностию и благоговением."
О сумраке веры нам уже приходилось говорить. Это фраза мистиков и означает что‑то неопределенное, как и все у них. Если можно давать какой либо добрый смысл этому выражению, то под ним надо разуметь преданность в волю Божию. Ходить в сумраке веры будет означать - ходить в преданности в волю Божию. Вера, по пaтpиapxy Каллисту, двояка: одна теоретическая, которая верует в догматы; другая- деятельная, которая состоит в уверенности в Боге, -в том. что Бог не оставит прилепившегося к Нему, но соблюдет его невредимо, и имиже весть судьбами введет в царство Свое вечное. Но в этом существо преданности в волю Божию и смиренной покорности Его распоряжениям, относительно участи нашей. У пaтpиapxa Каллиста это выражено так: веру разумеем ту, которая свидетельством ума утверждает сердце быть несомненным в извещении упования, отстоящем от всякого мнения (колебания).
Была у нас речь и о видениях. Мы видели, что у Сперанского мысль о видениях несогласна с учением отеческим. Отцы говорят, чтобы совсем не принимать видений, a Сперанский говорит: "не прилепляться, но принимать их с благодарностию,"и выставляет причину такую: "это Дух Божий; но Дух, сквозящий вещество, еще недостаточно очищенное. Вот почему отпечаток, оставляемый им, еще недостаточно ясен."Так решительно и без ограничений нельзя говорить о видениях. Не надо забывать, что есть видения-плод разгоряченного воображения, и есть видения - прелесть бесовская. Благодатные видения очень редки и устрояются Духом Божиим, в видах воспитания духовного. Таким образом, есть видения и от Духа Божия; но надо быть очень осторожным в различении их, ибо недалеко от себя имеем темного искусника, умеющего принимать вид ангела светлого. И сколько было неосторожных погибших от неразборчивого доверия видениям!…
Письмо восьмое касается очень важного предмета, - происхождения ложного мистицизма, с указанием, как избежать его.
Наперед позвольте мне сказать несколько слов. Истинно–христианская жизнь есть жизнь сокровенная со Христом в Боге. Она таинственна и в зарождении, и в путях созревания, и в своем совершенстве. Потому не всякий мистицизм есть ложный. Ложный мистицизм происходит от уклонения с правого пути восхождения к богообщению. Начало этого пути-покаяние. Покаявшийся исправляет все пути жизни своей, и свою душу и тело, во всех силах и отправлениях их, облагает правилами, исполнением которых убивается и изглаживается привившееся к ним зло, а воспитывается и укрепляется сродное им добро. Все это в совокупности составляет порядок богоугодной жизни. Регулятор всего-благоразумие, с советом опытных. Они учреждают все правила, сообразно с характером лица и внешним его положением. Ходить в этих заведенных порядках составляет деятельную жизнь. Но поелику всем этим чают угождать Богу, то отношение к Богу неизбежно блюдется во всех такого рода делах, -во всех такого рода делах общение ума и сердца к Богу должно составлять неотъемлемую часть, внутреннейшую душу их, yслoвиe их благоугодности. Если обращение ума и сердца к Богу есть молитва, то молитва составляет душу деятельной жизни, в ее должном строе и направлении. Но молитва имеет и свою особую, исключительно ей принадлежащую часть в жизни, где она одна царствует. Это молитвенный подвиг. Начинается он усвоением чужих молитв, оставленных нам богомудрыми отцами; когда же таким образом воспитается дух молитвенный, молитва начинает восходить на степень молитвы своеличной, где она проходит новые степени, из которых первая есть молитва умная, вторая-умносердечная, третья-духовная или созерцательная. Жизнь в Боге целая жизнь; она же и существо молитвы. Следовательно, правый путь восхождения по степеням молитвы есть правый путь восхождения к богообщению, или, что тоже, есть правый мистицизм. Уклонения от правого восхождения молитвы к совершенству есть вместе уклонение в ложный мистицизм. Не трудно заметить место этому уклонению, или первую точку отправления в уклонение: это переход от словесной молитвы, по готовым молитвам, к молитве своеличной, иначе, переход от внешнего молитвословия к внутреннему, умному. Удалить от этой точки заблуждение будет значить удалить уклонение в ложный мистицизм. Уклонение в ложный мистицизм у отцев подвижников трезвенных, называется уклонением в прелесть. Мы видели эти уклонения от правоты, на пути движения от вне внутрь… Одни застревают на воображении, другие останавливаются на умоголовном делании. Истинный шаг делают те, которые, минуя эти станции, проходят до сердца и укрываются в нем. Но и здесь еще возможно заблуждение, потому что часть умно–сердечной молитвы есть самодельная, трудовая: а где мы, там всегда есть возможность падения в прелесть, точно также как и в грех. Безопасность начинается, когда утвердится в сердце чистая и не парительная молитва, которая есть знамениe осенения сердца осязательною благодатию, ибо тут образуются чувства, обученные в рассуждении добра и зла. Итак, с самого начала движения от вне виутрь до сего блaженного момента, возможно уклонение в ложный мистицизм. Как же избежать этого несчастия? У отцев для этого указывается один способ: не оставайся один, найди опытного советника и руководителя. Если нет его, сойдитесь двое трое и руководитесь взаимно при свете отеческих писаний. Другого пути к избежанию заблуждений мистицизма я не знаю, кроме разве особого благодатного руководства, которого сподоблялись немногие избранные Божии. Но это - особенности: а мы говорим о путях жизни, общих всем.
Теперь посмотрим. что говорит об этом Сперанский.
"Откуда происходят заблуждения ложного мистицизма? От ревности по вере, неочищенной от самолюбия. Какое средство к сему очищению? Пост, строгое наблюдение за своими мыслями, сражение с чувствами, жизнь покаяния. Но все это есть деятельность моего же самого ума и сердца, которую должно умертвить, и хотя деятельность, без сомнения, похвальная, но все же упражнение, все-развитие сил душевных, все -случай и повод к той же самой гордости и самолюбию. Следовательно, не отвергая деятельных путей, все остается заключить, что молитва и молитва умная есть единый путь совершенно безопасный. Видения, глубокие и, по видимому, вдохновенные мысли, все суть мысли, все упражнения ума, а не прилепление, не онемение его в едином Боге."
Святитель Феофан Затворник (в миру Георгий Васильевич Говоров; 1815–1894) – богослов, публицист-проповедник. Он занимает особое место среди русских проповедников и святителей XIX века. Святитель видел свое служение Церкви Божией в подвиге духовно-литературного творчества. «Писать, – говорил он, – это служба Церкви нужная». Всю свою пастырскую деятельность он посвятил разъяснению пути истинно христианской жизни, основанной на духовной собранности. Феофан Затворник оставил огромное богословское наследие: труды по изъяснению слова Божия, переводные работы, сочинения по аскетике и психологии. Его творения поражают энциклопедической широтой и разнообразием богословских интересов. Главной темой творений святителя Феофана является спасение во Христе. Эта тема стала определяющей и в поучениях, составивших книгу «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться?».
- Собрание писем
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться (Святитель Феофан Затворник) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .
©Составление, оформление, Сибирская Благозвонница, 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru )
Издание подготовлено по: «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться? Письма епископа Феофана». Издание седьмое Афонскаго Русскаго Пантелеимонова монастыря. Москва, 1914.
Собрание писем
1. Вступительное напоминание о данном обещании вести переписку о духовной жизни. Ожидаемая от сего польза
После того как пред отъездом Вашим в Москву мы условились вести беседу о нужных для Вас вещах письменно, мне естественно было ожидать, что по прибытии на место Вы дадите знать о себе и новой для Вас обстановке. Ждал и жду, но вот сколько уже времени ничего не дожидаюсь. Что сделалось? Уж здоровы ли Вы? Храни Вас Матерь Божия. Или намерение переменили? Всяко бывает – и это возможно. На этот случай и пишу теперь, чтоб, если так есть и тут участвует какая-либо опаска обо мне – что-де обременять не след или другое что, – вы выбросили ее из головы. Писание к Вам, и притом о таких предметах, не будет для меня тяготою – напротив, составит немалое удовольствие, внося некое разнообразие в обычные мои занятия. Скажу нечто большее: что если не состоится задуманное нами, то я буду себя чувствовать так, как чувствует себя понесший какой-либо убыток или потерявший нечто. Как это, не стану Вам объяснять, но повторяю, что сие так будет и что сему так и быть должно. Вот и приходится не совет Вам давать, а прошение прилагать: пишите. Хоть большой мудрости нечего Вам от меня ожидать, но один уже пересмотр всего достодолжного доставит Вам немалую пользу, оживив в памяти Вашей всю эту область и сосредоточив на ней внимание, может быть, с возгрением и особой энергии. А в этом последнем какое благо! Ибо если бывает у нас нескладность в жизни, то она всегда почти происходит не столько от худоумия и худосердечия, сколько от недостатка ретивости и ревности к достодолжному.
Так пишите же.
2. Отзыв о причине молчания. Необходимая откровенность и простота в переписке. Суета светской жизни
А я растерялся в догадках: что бы такое было? А вот что! Бабушка немножко болела. Ну, бабушка – победоносное слово. Для внучек нет теплее места, как у бабушек, нет и для бабушек дороже лиц, как хорошие внучки. И за это надо Бога благодарить. А Вы чаще утешайте бабушку и внимательнее слушайте, что она говорит. У стариц – мудрость, опытами и трудами жизни приобретенная. И они часто невзначай, в простых фразах высказывают такие мудрые уроки, которых и в книгах поискать – не найдешь.
Хоть Вы представили очень удовлетворительное объяснение, почему не писали так долго, но все же следовало бы на Вас наложить хоть небольшую епитимью, в видах исправления. Думаю, однако ж, что, может быть, Вы лучше расположитесь к исправности, если поблагодарю Вас, что писали, и за то, что писали. И благодарю.
Обещаете быть откровенною. Добре! Откровенность – первое дело в переписке, иначе нечего было ее и затевать. И пишите всегда сплеча – все, что есть на душе, и особенно пополнее излагайте вопросы, которые зашевелятся в голове и станут настойчиво требовать решения. Тогда и решения будут приниматься, как земля жаждущая принимает воду. И это есть самый лучший способ и приобретения, и закрепления в душе понятий, разъясняющих суть предметов и дел, которых яснозрение очами ума считаем мы для себя необходимым. Какой был бы толк, если б я написал Вам об одном, а Ваша душа была бы занята другим? Это было бы пусторечие, похожее на то, как если б два лица разговаривали между собой, обратясь друг к другу спиной и каждый толкуя о том, что у него пред глазами. Мы, кажется, так и положили с Вами, что не будем заниматься отвлеченностями и рисовать планы и теории, а поведем речь так, как вести ее заставят текущие явления жизни. Так и будем идти шаг за шагом.
Пишете, что у Вас «рябит в глазах». «Дня с два, – говорите, – случилось мне пробыть в обычных здесь общественных увеселениях: то в театре посидела, то погуляла, то была на вечере. И что это за толкотня, какие речи, какие о всем мудреные суждения, какие приемы в обращении? Все это мне дико, а от толкотни мыслей не сберу». Это на первый раз Вам так показалось, а потом присмотритесь. Впечатление, Вами испытанное, после покойной простой семейной в деревне жизни совершенно в порядке вещей. Я бы сказал Вам: по этому и судите, где истина жизни и где ложь, – но не знаю, что у Вас от всего бывшего засело на душе. Ибо возможно, что на поверхности будто и неодобрение таких порядков, а поглубже – сочувствие им и желание повторения. Жизнь, которой частичку.
Вы видели, имеет одуряющее свойство: так что и видят, что все это не то, а все тянутся, как привыкший к опиуму знает, что будет как сумасшедший, а все принимает его или потому и принимает. Так Вы как себя чувствуете? Тянет Вас еще туда же? Желательно Вам так проводить жизнь? Прошу хорошенько расписать мне это – и по правде.
3. Пустота и односторонность светской жизни
Как Вы обрадовали меня Вашим ответом! «Не тянет, напротив, отталкивает. Не один день после того я была как разбитая, душа моя томилась и тосковала, и я сладить с собою не могла. Насилу-насилу отлегло». Что же это Вы прошлый раз не прописали этого? Мне и показалось, что, помалчивая, Вы прячете зазнобу или занозу. Дай Бог, чтоб такое отревающее от светской жизни и светских увеселений чувство навсегда сохранилось в Вас. Но возможно и то, что слюбится. Как видно, Вам нельзя не соприкасаться к такой жизни. Во второй раз будет уж не так разрушительно и смутительно, в третий – еще меньше, а потом и ничего себе, как говорят про водочку: первая чарка колом, вторая соколом, а там уж только подавай. Которым приходится зайти в табачную мастерскую, что испытывают? И глаза ест, и в носу точит, и дохнуть нельзя. А которые трут-то, тем совсем ничего; да и эти свежие, постояв немного, уж не так жмурятся, чихают и перхают, а потом и совсем эти неудобства прекращаются. Смотрите, не случилось бы и с Вами подобного относительно так возмутивших покой Ваш порядков жизни.
Вы будто упредили мой вопрос и говорите: «И не думаю, чтоб я помирилась когда-нибудь с такою жизнью. Присматриваюсь и нахожу, что это не жизнь. Не умею этого объяснить, но утверждаюсь в мысли, что это не жизнь. Движения тут много, а жизни нет. Вон и моя швейня куда как хлопочет, но что в ней за жизнь?» Прекрасную мысль породила Ваша светленькая головка. Теперь Ваше положение я могу считать более надежным. Чувство одно непрочно: оно может измениться. Но когда в помощь к нему приходит основательная мысль, то оно упрочивается и собою опять упрочивает мысль. Вдвоем они похожи на крепость. Но чтоб эта крепость была крепче, надо Вам понять, почему именно нет жизни в той жизни. Если продолжатся наши беседы, то со временем подробно выяснится это; теперь же скажу только: потому нет в той жизни жизни, что она не все стороны человеческой жизни занимает, питает, а только малую частичку, и притом такую, которая стоит на последнем месте или, вернее, на окраинах жизни, не касаясь центра ее. Жизнь человеческая многосложна и многостороння. Есть в ней сторона телесная, есть душевная и есть духовная. Каждая имеет свои силы и потребности и свои способы и упражнения их, и удовлетворения. Только тогда, как все силы наши бывают в движении и все потребности удовлетворяются, человек живет. А когда у него в движении только одна частичка сил и только одна частичка потребностей удовлетворяется, то эта жизнь – не жизнь: все одно, как в Вашей швейне движение должное бывает только тогда, когда все части ее в ходу. Прекратись действие какой-либо части – машинка стала: не живет. Не живет и человек по-человечески, когда в нем не все в движении. Только в машинке прекращение ее жизни – движения – видимо видится, а в человеке бездействие в нем полной человеческой жизни, при действии одной какой стороны и удовлетворении немногих потребностей, совершается невидимо, хотя есть действительно, как действительна неподвижность сказанной машинки. Таков закон человеческой жизни! Приложим его к тому, о чем у нас речь. Какие силы там заняты и какие потребности удовлетворяются? Заняты руки, ноги, язык, глаза, уши, обоняние, осязание, память, воображение, фантазия и сметливость, все в совокупности – самая низшая сторона человека, одинаковая у него с животными; и удовлетворяется только одна потребность животной жизни или, лучше, играние сей жизни, какое действует и в молоденьких барашках с овечками, когда их выгоняют на зеленую поляну. Кроме этих сил, есть у человека еще два-три яруса их и еще главный им центр.
Судите же теперь, может ли такая жизнь быть жизнью? Чувство Ваше сказало Вам, что нет тут жизни. Указываю Вам главную причину, почему нет. Может быть, действие этой причины не так теперь для Вас ясно, но общая мысль не может не быть понятою; подробности же уяснятся со временем. Ибо я имею намерение все достодолжное выводить из устройства человеческого естества. Жить нам надобно так, как Бог создал нас, и когда кто не живет так, смело можно говорить, что он совсем не живет. Прошу удовлетвориться пока этим.
4. Светская жизнь лишает свободы и преданных ей держит в тяжком рабстве. Лицемерие и эгоизм как постоянные качества светской жизни
Прошлый раз не о всем я поговорил, чего касались Вы в своем письме. Шлю дополнение. Вы говорите: «Еще вот что я вижу: что все впопыхах спешат, гонятся за чем-то, чтоб уловить, и никто ничего не успевает поймать. Случилось мне пройти людной улицей или местом – какая там суматоха и суета! Но смотрю потом: и в домах то же, то же, вероятно, и в душах у них. И ума не приложу: ужели так можно жить? И вот что еще вижу: что тут друг друга теснят, вяжут и тиранят, никто своей воли и свободы не имеет. Одеться не смей как хочешь, ступать не смей как хочешь, говорить тоже – и ничего не смей как хочешь. Все у них подчинено какому-то закону, который не знают, кем написан; всех он теснит, но никто сломать его не смеет. Зато и сами делаются тиранами друг для друга. По смей не послушать кого – горе. Я, например, пою, когда хочется петь. Ведь это рай: и самой приятно, и слушающим. А тут хочешь не хочешь – пой. Предлагается это очень вежливо, но отказаться-то считается делом противозаконным. И поешь. Самой тягота невыносима – чуть грудь не треснет, а надуваешься – показать, что поешь от души. Я замечала это и у других. Вот вам и свобода! А ведь снаружи посмотреть – все вольница. Вольница, спутанная по рукам и по ногам! По этому поводу стала я присматриваться, да от души ли они делают и все прочее. И что же? Может быть, я ошибаюсь, но не увидела ничего, что было бы от души. Ласки напускные, готовность к услугам – тоже, взаимо уважение – тоже. Все напускное. За видимостью, гладкою и изящною, прячется совсем другая душа, которую, если б ее вытащить наружу, никто не нашел бы не только изящною, но и сносною. И выходит, что когда мы собираемся, то представляем собою сборище лицедеек и лицедеев. Комедия! И еще что мне дивно – это то, что от всех веет холодом. Как же это так?! Ведь все дружка дружке, кажется, душу готовы отдать, а кругом ходит холод!»
Совершенно верно. К Вашему описанию нечего и прибавлять. Все это давно уже замечено и указано в предосторожность. Еще Макарий Великий вот как изображал увиденную Вами сумятицу и гоньбу за чем-то: «Чада века сего уподобляются пшенице, всыпанной в решето земли сей, и просеваются среди непостоянных помыслов мира сего, при непрестанном волнении земных дел, пожеланий и многосплетенных вещественных понятий. Сатана сотрясает души и решетом, то есть земными делами, просевает весь грешный род человеческий. Со времени падения, как преступил Адам заповедь и подчинился лукавому князю, взявшему над ним власть, непрестанными обольстительными и мятущимися помыслами всех сынов века сего просевает и приводит он в столкновение в решете земли. Как пшеница в решете у просевающего бьется и, взбрасываемая непрестанно, в нем переворачивается, так князь лукавства земными делами занимает всех людей, колеблет, приводит в смятение и тревогу, заставляет приражаться к суетным помыслам, нечистым пожеланиям, земным и мирским связям, непрестанно пленяя весь грешный род Адамов. И Господь предсказал апостолам будущее на них восстание лукавого: сатана просит вас, дабы сеял, яко пшеницу. Аз же молихся Отцу Моему, да не оскудеет вера ваша (Лк. 22, 31–32). Ибо сие слово и определение, изреченное Создателем Каину явно: стеня и трясыйся, в тревоге, будеши на земле (Быт. 4, 12), служит втайне образом и подобием для всех грешников, потому что род Адамов, преступив заповедь и сделавшись грешным, принял на себя втайне сие подобие. Люди приводятся в колебание непостоянными помыслами боязни, страха, всякого смущения, пожеланиями, многообразными всякого рода удовольствиями. Князь мира сего волнует всякую душу, не рожденную от Бога, и, подобно пшенице, непрестанно вращающейся в решете, разнообразно волнует человеческие помыслы, всех приводя в колебание и уловляя мирскими обольщениями, плотскими удовольствиями, страхованиями, смущениями» (Беседа 5, 1, 2).
Вот Вам в придаток к Вашему наблюдению! Вы заметили, что есть и бывает. А святой Макарий указал и причину того, и первое исходище. Этот взгляд на дело в том круге, о коем речь, не принимается, и речи о том заводить нельзя. Вас же прошу усвоить этот взгляд и всегда держать его в мысли. Он выражает суть дела и, будучи Вами принят с убеждением, будет служить для Вас ограждением от обаяний светской жизни. Чтоб больше об этом подумать и более сродниться с таким образом мыслей, потрудитесь прочитать всю эту пятую беседу святого Макария. Книгу эту я давал Вашей матушке, и она хотела ее приобресть.
С своей стороны прибавлю, что эта гоньба за чем-то и неудовлетворенность ничем зависят от того же, о чем я писал прошлый раз: именно от того, что таким образом жизни не все естество человеческое питается и не все потребности его удовлетворяются. Неудовлетворенная сторона, как голодная, требует пищи в утоление своей алчбы и жажды и гонит человека искать ее. Человек и бежит искать; но как он вращается все в том же круге, не удовлетворяющем голодающей стороны, то удовлетворения не бывает, голод и жажда не пресекаются, не прекращается и требование пищи, не прекращается и гоньба. И никогда она не прекратится в живущих по духу мира. Враг же держит их в ослеплении, по коему они не замечают ошибки, что не тою дорогою бегут и не туда стремятся, и в этом мраке томит и душит эти души бедные. И так их отуманил враг, что и говорить им об их ошибочности не смей никто. Так и зарычат, как лютые звери. Не рыкание ли это того льва, который всюду рыщет, иский кого поглотити ? (1 Пет. 5, 8).
Что касается до других замеченных Вами сторон светской (мирской) жизни, скажу только, что иначе сему и быть нельзя. Ибо такая жизнь есть жизнь падшего человечества, которого исходная черта есть самолюбие, или эгоизм, себя ставящий целию, а все и всех средством. Тут причина того, что всякий хочет навязать свои желания на другого или связать его ими, что назвали Вы очень метко тиранством. Уж как ни скрашивает кто своих желаний, назади всего стоит эгоизм, желающий повернуть Вас по-своему или сделать вас средством. Тут причина и лицедейства, суть которого есть напряженное ухищрение всячески прятать свои дурные стороны, не исправляя их; иначе пресечется влияние на других и, следовательно, пользование ими как средствами. Тут причина и того, что от всех холодом веет – ибо всякий замкнут в себе и не разливает лучей теплой жизни вокруг себя.
Правда, Вы, верно, встречаете несколько лиц с симпатичным строем сердца: так и льнут и берут прямо за сердце. Такое расположение есть остаток родственного чувства, с каким создан человек в отношении к другим; но оно тут состоит в услугах у эгоизма, который пользуется им как лучшим средством к устроению своих дел. Я знаю одно такое лицо. Лучше прямой эгоист или эгоистка, чем такие симпатисты и симпатистки. В тех хотя заметить можно, куда ведут дело, а здесь редко кому удается этого достигнуть.
Правда, Вы непрестанно почти встречаете услуги, но они делаются затем, чтоб потом за одну запрячь Вас на десять дел в свою пользу. Скажете: «Да как же это? Тут все бьют на честность, и в чем-либо показать нечестность – значит сгубить себя». Правда, что так есть, но эта честность есть маска эгоизма; все дело тут – не ударить себя в грязь лицом, для чего нередко допускаются самые бесчестные поступки, коль скоро можно утаить их от других. Вы даже услышите или уже услышали приговоры: это эгоист, это эгоистка! Не подумайте, что говорящие это сами чужды эгоизма. Нет, этот приговор относится к тем, которые не позволяют повертывать собою или употреблять себя в средство для эгоистических целей тех, которые так о них судят. И следовательно, прямо обличает в сих последних эгоистов и эгоисток. Я слышал, что такие особы даже монахов укоряют в эгоизме: что-де для себя одних живут. Бедные монахи! Ни поесть, ни попить, ни поспать; день и ночь на ногах, в послушаниях, не имея своей воли и своих желаний, – и попали в эгоисты! По этому одному можете судить, какого достоинства суть и вообще обличения в эгоизме, какие встречаете или встретите среди светских. Они значат: нашла коса на камень.
Пересмотрев написанное, вижу, что это я очень грубый произнес суд над светской жизнью, но не беру слова назад. Может быть, я и не написал бы того, что написалось, но как Вы сами заметили довольно темненькие пятна в свете, то я и разохотился – запеть в ту же ноту; и не думаю, чтоб это сколько-нибудь Вас покоробило после того, что сами Вы сказали. Но ожидаю от Вас вопроса: «Как же быть-то?» Это и будем решать в продолжение всей нашей переписки. Теперь же скажу только: совсем Вам отстать от всех, конечно, нельзя, но сколько можно отнекивайтесь входить в круг этой светской жизни, а когда втянут против воли, держите себя так, как бы Вас там не было: видя не видьте и слыша не слышьте. Видимое пусть проходит мимо глаз и слышимое мимо ушей. Внешне действуйте как и все, будто нараспашку, но сердце свое берегите от сочувствий и увлечений. В этом главное: сердце берегите – и будете там только телом, а не душою, верно исполняя заповедь апостола: да будут требующие мира … яко не требующе (1 Кор. 7, 31). Мир здесь то же значит, что у нас свет и светская жизнь. Вы будете требующая мира, то есть имеющая нужду соприкасаться светской жизни; но когда будете держать вдали от всего свое сердце, то будете яко не требующая такой жизни, то есть не по сочувствию и желанию в ней участвующая, а вынуждаема будучи настоящим своим положением.
Утомил я Вас многописанием, но Вы же меня понудили. Прошу не пропустить без внимания написанного, особенно последних строк.
5. Три стороны человеческой жизни. Первая сторона: жизнь телесная, ее органы и потребности; нормальная и излишняя заботливость о теле
Сколько Вы наделали вопросов по поводу предыдущих двух писем! Это показывает в Вас прилежную, живую и восприимчивую ученицу и обещает успех. Тем охотнее мне писать. Но не на все буду Вам отвечать теперь, оставляя ответы до следующих разов. Займусь тем, что более всего Вас занимает. Пишете: «Ваши слова о сторонах, силах и потребностях человеческого естества вводят меня внутрь себя. Вхожу. Кое-что вижу, но большая часть то туманна, то совсем невидима для меня. Сильно желаю знать, что такое духовная, душевная и телесная сторона в человеке, какие в каждой потребности и как они удовлетворяются. Мне очень хотелось бы держать себя на уровне человеческого достоинства – истинного, как нам назначено быть Творцом».
Хорошо-с! Вы касаетесь самых основ нашей жизни, объяснение которых даст нам основы для всех последующих рассуждений. Уж как же иначе человеку и жить, как не так, как он устроен. Установив здравые понятия о том, как устроен человек, получим вернейшее указание на то, как ему следует жить. Мне думается, что многие потому и не живут, как должно, что думают, будто правила о сей достодолжной жизни навязываются совне, а не исходят из самого естества человека и не им требуются. Если б были уверены, что так есть, не стали бы поперечить им и отступать от них. Итак, извольте прислушать.
Тело наше состоит из разных органов, из коих каждый совершает свое отправление, существенно необходимое для жизни телесной. Главных органов три: 1) желудок с легкими, сердцем, артериями и венами, лимфатическими сосудами и множеством других сосудов, сосудцев и желез, служащих для разных отделений из крови и соков тела; отправление всех их – питание тела, или плототворение; 2) система мускулов и костей , отправление коих есть движение внутри и вовне, и 3) система нервов, центр коих – голова, спинной мозг и система ганг лий – где-то под брюшной и грудной преградой, а разветвления проникают все тело; отправление ее – чувствительность . Когда ход этих отправлений и взаимное их отношение в порядке, тело здорово и жизнь – вне опасности; а когда этот порядок нарушается, тело заболевает и жизнь в опасности. Каждое отправление имеет свою потребность, которая дает себя живо чувствовать живущему, требуя удовлетворения. Потребности желудочной , или питательной и плототворной, части суть пища, питие, воздух, сон; потребность мускульно-костяной части есть потребность напрягать мускулы , которую всякий чувствует, долго засидевшись, и прямо потребность движения, заставляющая ходить, гулять, работать что-нибудь; потребность нервной части – приятное раздражение нервов всего тела, как мерность тепла и холода и подобное, и особенно приятное раздражение пяти наших чувств, в которых нервная система вышла наружу для общения с внешним миром.
Все это, как видите, телесно, душе какое бы до всего этого дело. Но как она, по теснейшему сочетанию с телом, приняла его в свою личность, то своими считает и все потребности телесные. Оттого говорим: я хочу есть, пить, спать, хочу ходить, гулять, работать, хочу видеть разноцвет, слышать разноголосие, обонять разноухания и прочее. Усвоив себе все потребности телесные, душа своим делом считает и удовлетворение их и хлопочет о пище, питии, сне, одежде, крове и о всем прочем, всячески желая добиться того, чтоб тело было покойно и не тревожило ее своими докучливыми требованиями. Это отношение души к телу, которое она держит не учась, а сама собою, по внутреннему некоему понуждению, обнаруживается в ней вроде некоего инстинкта – животолюбием, телолюбием, желанием покоить тело и доставать все для того потребное.
Совокупность всего этого и есть телесная сторона человеческой жизни. Но не все здесь одинаково телесно, или плотяно и чувственно. Крепко плотяна только питательная часть, но и она облагораживается приспособлением ее удовлетворения к потребностям и целям собственно душевным. Органы же движения и чувства служат более нуждам души, чем тела. А один орган, стоящий будто вне системы прочих органов, именно орган слова, исключительно есть орган души, назначенный для служения ей одной.
Телесная, плотская, чувственная – неодобрительная в нравственном отношении – жизнь есть та, когда человек, увлекаясь крайне животолюбием и телолюбием, поставляет главною для себя целью и заботой покой тела, или всестороннее удовлетворение потребностей лишь телесных с забвением о душе и тем паче о духе. При этом каждая телесная потребность, естественно-простая, распложается во множество прививных потребностей чрез привычку и пристрастие к разным способам ее удовлетворения. Возьмите пищу, или питие, или одежду. Что, кажется, проще всего, сюда относящегося? А между тем сколько потребностей неотлучных: хоть умри, да подай! Оттого видим, что иные минуты не имеют свободной, бегая за нужным для удовлетворения их, при всем том, что десятки других лиц заняты для них тем же. У таких неизбежно должны голодать душа и дух, если они еще не совсем заглушены, забиты и погружены в чувственность.
Извольте о всем этом поразмыслить. О душе – до следующего письма.
6. Вторая сторона человеческой жизни: жизнь душевная. Три главных ее отправления. Первое отправление: сторона мыслительная с ее видами. Знание и наука. Нормальные отправления рассудка и пустое блуждание мыслей
Вы входили внутрь; войдемте туда снова. Смотрите, какое там множество и разнообразие действий и движений! То одно, то другое, то входит, то выходит, то принимается, то отвергается, делается и переделывается. Ибо душа приснодвижна и на одном стоять не в силах. Если мы станем смотреть в душу сообща, то ничего не разберем – надо действия ее распределить по родам и каждый род потом рассматривать особо. Да уж давно присмотрелись и распределили все действия души на три разряда – мыслей, желаний и чувств, назвав каждый особой стороной души – мыслительной, желательной и чувствующей. Возьмем это разделение и начнем обозревать каждую сторону.
Сторона мыслительная. Если внутри нас видится смятение, то оно наибольший простор имеет в мыслях, желания же и чувства мятутся уже под действием мыслей. Но в разряде мыслей не все есть беспорядочное движение; есть в среде их ряд серьезных занятий. Они-то, собственно, и составляют настоящее дело жизни душевной со стороны мыслей. Вот эти занятия:
1) Как только заметили Вы что-либо вовне посредством своих чувств или выслушали рассказ других о том, что они заметили своими чувствами, тотчас все то воображение воображает и память запоминает; и в душу ничто не может войти помимо воображения и памяти. Затем и последующая деятельность мыслительная опирается на воображение и память. Чего не сохранила память, того не вообразишь, о том и думать не станешь. Бывает, что мысли прямо рождаются из души, но и они тотчас облекаются в образ. Так что мыслительная сторона души вся есть образная .
2) Но воображение и память добывают и хранят только материал для мыслей. Само движение мыслей исходит из души и ведется по законам ее. Припомните, как Ваш меньшой брат, увидев какую-либо новую вещь, тотчас обращался к Вам или другим с вопросами: «А что это? А кто это сделал? А из чего это?» – и не успокаивался, пока не решат ему всех этих вопросов и не удовлетворят его. Мыслительность души начинается именно с порождением сих вопросов и рождает мысли в ответ на них или принимает готовые уже об этом мысли от других. Воображение и память не мыслят. Они – чернорабочие силы, подъяремные. Способность души, из которой исходят такие вопросы и которой доискиваются и порождаются мысли в ответ на них, называется рассудком , которого дело рассуждать, обдумывать и находить требуемые решения. Понаблюдайте за собою – и найдете, что ничего у Вас не делается без обдумывания и соображения. Всякую малость приходится обсуждать. Как бы мгновенно это ни делалось, повсюду входит соображение и идет по означенным прежде вопросам.
3) Когда Вы обдумываете, то тут нет еще определенной мысли. Мысль определенная установляется, когда найдете решение какого-либо из вопросов. Рассудок Ваш все роется, ища, что такое есть какая-либо вещь, откуда она и для чего она и прочее. Когда же найдете сами такое решение или, выслушав его от других, согласитесь с ним, обыкновенно говорите: «Теперь понимаю, толковать больше нечего, дело решенное». Это решение дает покой Вашей мыслительности относительно занимавшего Вас предмета. Тогда рассудок Ваш обращается к другим предметам, а сложившаяся мысль сдается в архив душевный – память, откуда по требованию нужды берется как пособие к решению других вопросов, как средство к слаганию других мыслей. Совокупность всех сложившихся таким образом понятий составляет образ Ваших мыслей, который Вы и обнаруживаете при всяком случае в речах своих. Это есть область Вашего знания, добытого Вами трудом мысленным. Чем больше у Вас решено вопросов, тем больше определенных мыслей или понятий о вещах; чем больше таких понятий, тем шире круг Вашего знания. Таким образом, как видите, выше памяти и воображения у Вас стоит рассудок, который своим мыслительным трудом добывает для Вас определенные о вещах понятия или познания .
Не на всякий вопрос удается нам добыть определенный ответ. Большая часть их остается нерешенными. Думают-думают, и ничего определенного не придумают. Почему говорят: может быть, так, а может быть, этак. Это дает мнения и предположения, которых в общей сложности у нас не больше ли, чем сколько есть определившихся познаний.
Когда кто, обсуждая известный класс предметов, добудет сам и от других позаимствует так много определенных о них мыслей и понятий, а нерешенное в них успеет дополнить такими удачными мнениями и предположениями, что может счесть этот круг предметов достаточно познанным и уясненным, тогда приводит все добытое в порядок, излагает в связи и последовательности и дает нам науку о тех предметах. Наука – венец мыслительной работы рассудка.
Все это я рассказываю Вам затем, чтобы яснее Вам было, в чем должна бы состоять естественная, законная деятельность нашей мыслительной силы. Ей следовало бы трудолюбно обсуждать незнаемое еще, чтобы познать то. Научниками быть дано очень немногим, не всем можно и проходить науки, но обсуждать окружающие нас вещи, чтоб добыть определенные о них понятия, всем и можно, и должно. Вот этим и следовало быть у всех занятою мыслительной силе. Сколько она добудет – это судя по своей крепости, но она должна быть всегда занята серьезным делом обдумывания и обсуждения действительностей. Между тем что видим в нашей мысленной области? Непрерывное движение образов и представлений без всякой определенной цели и порядка. Помышления за помышлением восстают и то идут в ряд, то поперечат друг другу, то забегают вперед, то возвращаются назад, то отбегают в сторону, ни на чем не останавливаясь. Это не рассуждение, а блуждание и рассеяние мыслей; следовательно, состояние, совсем противоположное тому, чем бы следовало являться нашей мыслительной силе, – болезнь ее, столь внедренная в нее и общая всем, что Вы ни одного не найдете человека, который бы мог постоянно вести серьезный труд мышления, не подвергаясь рассеянию и блужданию мыслей, отрывающих его от дела и увлекающих в разные стороны. Часто мы задумываемся. Что это за состояние? Вот что: мысль сходит в архив памяти и помощью воображения перебирает там весь собравшийся хлам, переходя от истории к истории по известным законам сцепления представлений, приплетая к бывалому небывалое, а нередко даже невозможное, пока не придет в себя и не возвратится к действительности окружающей. Говорят: углубился. Углубился, но в пустоту, а не в серьезное обсуждение дела. Это есть то же, что сонное мечтание, – праздномыслие и пустомыслие. Понаблюдайте за собою – и увидите, что большая часть времени проходит у нас именно в таком пустомыслии и блуждании мыслей. Иной день (и не больше ли таких) ни одной серьезной мысли не вспадет на ум. Прошу обратить на это внимание и заняться решением вопроса: пристало ли так действовать разумной твари? А я между тем обращусь к другим разрядам душевной деятельности.
7. Желательная сторона душевной жизни. Ее отправления. Правильное и беспорядочное состояние желательной способности
Желательная сторона. Действующая здесь сила есть воля, которая волит – желает приобресть, употребить или сделать, что находит полезным для себя, или нужным, или приятным, и не волит – не желает противного тому. Волнения воли требуют соответственного дела, потому воля прямее есть деятельная сила, которой существенная потребность – жить и действовать. Она держит в своем заведовании все силы души и тела и все подручные способы, которые все и пускает в ход, когда нужно. В основе ее лежит ревность, или ретивость, – жажда дела, а возбудителями стоят при ней – приятное, полезное и нужное, которых когда нет, ревность спит и деятельные силы теряют напряжение, опускаются. Они поддерживают желание, а желание разжигает ревность.
Ход раскрытия сей стороны душевной таков. В душе и теле есть потребности, к которым привились и потребности житейские – семейные и общественные. Эти потребности сами по себе не дают определенного желания, а только нудят искать им удовлетворения. Когда удовлетворение потребности тем или другим способом дано однажды, то после того вместе с пробуждением потребности рождается и желание того, чем удовлетворена уже была потребность. Желание всегда имеет определенный предмет, удовлетворяющий потребность. Иная потребность разнообразно была удовлетворена, потому с пробуждением ее рождаются и разные желания: то того, то другого, то третьего предмета, могущего удовлетворить потребность. В раскрывшейся жизни человека потребностей за желаниями не видно. Роятся в душе только сии последние и требуют удовлетворения, будто сами для себя.
Что делать душе с сими желаниями? Ей предлежит выбор, какому предмету из возжеланных дать предпочтение. По выборе происходит решение – сделать, или достать, или употребить избранное. По решении делается подбор средств и определяется способ и порядок исполнения. За этим следует, наконец, дело в свое время и в своем месте. Всякое, даже самое маленькое дельце идет сим порядком. Это можете вы проверить на каком-либо своем деле. По навыку иногда все эти действия совершаются мгновенно, и за желанием тотчас следует дело. Выбор, решение и средства берутся тогда из прежних дел и особого производства не требуют.
В пожившем человеке все почти делается по навыку. Редко случается какое-либо предприятие или начинание, выходящее из обычного порядка дел и знаний. Так уж бывает, что сложившаяся жизнь требует соответственных себе дел. Как они повторяются часто, то естественно обращаются в навык, нрав, правило жизни и характер. Из совокупности всех такого рода навыков, правил и порядков устанавливается образ жизни известного лица, как из совокупности установившихся понятий составляется образ его мыслей и воззрений. Зная чей-либо образ жизни, можно угадывать, что думает он в то или другое время и как поступит он в известных обстоятельствах.
Заправителем деятельной жизни поставлено благоразумие, которое есть тот же рассудок, только состоящий на службе у воли. В мысленной области рассудок решает, как что есть из существующего, а в желательной и деятельной – определяет, как что делать должно, чтоб верно было достигаемо то, что законно возжелано. Когда навыкнет он определять это как следует, так что человек дела свои ведет всегда или большей частью с успехом, тогда ему справедливо приписывается благоразумие – уменье с успехом вести дела, верно соображая средства с целями и дела с внешними обстоятельствами.
Из сказанного Вам нетрудно будет вывести заключение о естественно-законной деятельности воли, которая, как видите, есть госпожа всех наших сил и всей жизни. Ее дело – определять образ, способ и меру удовлетворения желаний, порождаемых потребностями или их заменивших, чтоб жизнь текла достодолжно, доставляя покой и радость живущему. Есть у нас, как поминалось, потребности и желания – душевные, телесные, житейские и общественные. Не у всех они одинаково проявляются, потому что не у всех одинаково слагается жизнь, а у одного так, у другого иначе. Дело человека – определить, как в своем положении может и должен он удовлетворять свои потребности и желания, приладить подходящие к тому способы и вести по тому свою жизнь. Вести здравомысленно по установившейся норме свою жизнь со всеми делами ее и начинаниями – се есть задача желательной или деятельной стороны нашей жизни. Так бы следовало. Но вникните и рассмотрите, что бывает.
В мысленной стороне у нас бывает смятение, рассеяние и блуждание мыслей, а в желательной – непостоянство, беспорядочность и своенравие желаний, а за ними и дел. Сколько времени проходит у нас в безделии и пустоделии: шатаемся туда и сюда, сами не знаем для чего; делаем и переделываем, не умея дать здравого в том отчета; идут у нас начинание за начинанием и дело за делом, но из всего выходит только толкотня – суета. Зарождаются желания – и ничего с ними не поделаешь: давай и давай. И добро бы это однажды так, а то почти что ни час. Отчего это? Расплылась госпожа наша – воля. Посмотрите еще, сколько у нас есть пришлых возбудителей желаний: гнев, ненависть, зависть, скупость, тщеславие, гордость и подобные. Источником желаний должны быть естественные потребности сложившейся жизни семейной и общественной, а в этих всех что есть естественного? Они только расстраивают естество и все порядки жизни. Откуда же это варварское нашествие? Оставлю это Вам на рассуждение, а сам поспешу к концу.
8. Сторона чувства – сердце. Важное значение сердца в жизни человека. Влияние страстей на сердце
Сторона чувства – сердце. Кто не знает, сколь великое значение имеет в жизни наше сердце! В сердце осаждается все, что входит в душу совне и что вырабатывается ее мыслительною и деятельною стороною; чрез сердце же проходит и то все, что обнаруживается душою вовне. Потому оно и называется центром жизни.
Дело сердца – чувствовать все касающееся нашего лица. И оно чувствует постоянно и неотступно состояние души и тела, а при этом и разнообразные впечатления от частных действий душевных и телесных, от окружающих и встречаемых предметов, от внешнего положения и вообще от течения жизни, понуждая и нудя человека доставлять ему во всем этом приятное и отвращать неприятное. Здоровье и нездоровье тела, живость его и вялость, утомление и крепость, бодрость и дремота; затем что увидено, услышано, осязано, обоняно, вкушено, что вспомянуто и воображено, что обдумано и обдумывается, что сделано, делается и предлежит сделать, что добыто и добывается, что может и не может быть добыто, что благоприятствует нам или не благоприятствует – лица ли то или стечение обстоятельств, – все это отражается в сердце и раздражает его приятно или неприятно. Судя по сему, ему и минуты нельзя бы быть в покое, а быть в непрерывном волнении и тревоге, подобно барометру пред бурей. Но причувствовалось, и многое проходит у него без следа, как можете проверить теми случаями, что когда в первый раз случится нам быть где, то все нас там занимает, а после второго и третьего раза разве что.
Всякое воздействие на сердце производит в нем особое чувство, но для различения их в нашем языке нет слов. Мы выражаем свои чувства общими терминами: приятно – неприятно, нравится – не нравится, весело – скучно, радость – горе, скорбь – удовольствие, покой – беспокойство, досада – довольность, страх – надежда, антипатия – симпатия. Понаблюдайте за собою и найдете, что на сердце бывает то одно, то другое.
Но значение сердца в экономии нашей жизни не то только, чтоб страдательно состоять над впечатлениями и свидетельствовать об удовлетворительном или неудовлетворительном состоянии нашем, но и то, чтоб поддерживать энергию всех сил души и тела. Смотрите, как спешно делается дело, которое нравится, к которому лежит сердце! А пред тем, к которому не лежит сердце, руки опускаются и ноги не двигаются. Оттого умеющие собою править, встречая нужное дело, которое, однако ж, не нравится сердцу, спешат найти в нем приятную сторону и тою, помирив с нею сердце, поддерживают в себе потребную для дела энергию. Ревность – движущая сила воли – из сердца исходит. То же и в умственной работе: предмет, павший на сердце, спешнее и всестороннее обсуждается. Мысли при этом роятся сами собою, и труд, как бы он ни был долог, бывает не в труд.
Не все всем нравится и не у всех ко всему одинаково лежит сердце, но у одних больше к одному, а у других больше к другому. Это выражается так: у всякого свой вкус. Зависит это частью от естественного предрасположения, частью – и не больше ли? – от первых впечатлений, от впечатлений воспитания и случайностей жизни. Но как бы ни образовались вкусы, они заставляют человека так устроить свою жизнь, такими окружить себя предметами и соотношениями, какие указывает его вкус и с какими мирен он бывает, удовлетворяясь ими. Удовлетворение вкусов сердечных дает ему покой – сладкий, который и составляет свою для всякого меру счастья. Ничто не тревожит – вот и счастье.
Если б человек всегда в мысленной части держался здравомыслия, а в деятельности – благоразумия, то встречал бы в жизни наименьшую долю случайностей, неприятных его сердцу, и, следовательно, имел бы наибольшую долю счастья. Но, как указывалось, мысленная часть редко держит себя достодолжно, предаваясь мечтам и рассеянности, и деятельная уклоняется от своего нормального направления, увлекаясь непостоянными желаниями, возбуждаемыми не потребностями естества, а пришлыми страстями. Оттого и сердце покоя не имеет и, пока те стороны находятся в таком состоянии, иметь его не может. Больше всего тиранят сердце страсти. Не будь страстей, встречались бы, конечно, неприятности, но они никогда не мучили бы так сердца, как мучат страсти. Как жжет сердце гнев! Как терзает его ненависть! Как точит злая зависть! Сколько тревог и мук причиняет неудовлетворенное или посрамленное тщеславие! Как давит скорбь, когда гонор страдает! Да если построже рассмотреть, то найдем, что и все наши тревоги и боли сердца – от страстей. Эти злые страсти, когда удовлетворяемы бывают, дают радость, но кратковременную, а когда не бывают удовлетворяемы, а, напротив, встречают противное, то причиняют скорбь продолжительную и несносную.
Таким образом, видно, что сердце наше точно есть корень и центр жизни. Оно, давая знать о хорошем или худом состоянии человека, возбуждает к деятельности прочие силы и послед деятельности их опять принимает в себя, на усиление или ослабление того чувства, коим определяется состояние человека. Казалось бы, что ему следовало бы отдать полную власть и над управлением жизнью, как это и бывает у многих-многих вполне, а у всех прочих понемногу. Казалось бы, так, и, может быть, по естеству оно имело именно такое назначение, но привзошли страсти и все помутили. При них и состояние наше указывается сердцем неверно, и впечатления бывают не таковы, как им следовало бы быть, и вкусы извращаются, и возбуждения других сил направляются не в должную сторону. Потому теперь закон – держать сердце в руках и подвергать чувства, вкусы и влечения его строгой критике. Когда очистится кто от страстей, пусть дает волю сердцу, но пока страсти в силе, давать волю сердцу – значит явно обречь себя на всякие неверные шаги. Хуже всего поступают те, которые и целью жизни поставляют сласти сердца и наслаждение, как говорят, жизнью. Так как сласти и наслаждения плотские и чувственные дают себя сильнее чувствовать, то такие лица всегда ниспадают в грубую чувственность и становятся ниже той черты, которая отделяет человека от прочих живых тварей.
Так вот Вам душа и душевная жизнь со всех ее сторон! Я указывал нарочно, чему естественно следует быть на каждой стороне и чему не следует. И без напоминания Вам вижу в Вас готовность следовать первому и отвращать последнее. И благослови, Господи!
9. Третья сторона человеческой жизни: жизнь духовная. Главные проявления духовной жизни: страх Божий, совесть и жажда Бога. Достоинство человека
Пишете: «Я пробовала удержать свои мысли на серьезном и никак не смогла. Думала, что это зависит от моей непривычки рассуждать, и взяла хорошую книгу, чтоб при помощи ее держать ум о дельном рассуждающим, – и тут то же. Ум все отбегает на сторону и все к пустякам. Наконец я и совсем задумалась – и где-где ни была и каких историй ни наплела. Кто-то из наших привел меня в себя вопросом: “Что это ты зафилософствовалась? О чем?” А я совсем не философствовала, а мечтала. Так и всегда ведь бывало, но прежде я не обращала на это внимания. Теперь вижу, и вижу, что сему не должно бы быть. Но как же быть? Никак не управишься с мыслями».
Как с этим быть, я расскажу Вам после, а теперь к тому Вашему наблюдению прошу приложить и другое: попробуйте хоть денек один пробыть без серчания и досадования и скажите, как это Вам удастся.
Затем Вы задаете мне вопрос: «Вы заключили: вот Вам душа и душевная жизнь. Но у Вас не все указано, что бывает в душе. Ни о добродетелях, ни о благочестии – ни слова. А я вижу, что в нашей семье, у родных и у многих знакомых они на первом месте не в слове только, но и в деле. Как же о них не упомянуто?»
Об этом только что собирался я писать. Я и прошлый раз хотел сказать, что скажу теперь, но подумалось подождать и посмотреть, как взглянете Вы на все сказанное. И вот Ваш вопрос. Благодарствую за серьезное вникание в предлагаемое. Сие достойно Вашей так хорошо сложенной головки. Пропуск, Вами замеченный, – не пропуск, но говорить о том, что Вам показалось опущенным, было здесь совсем не у места. Не дело души заниматься теми предметами. На то есть дух, а душа вся обращена исключительно на устроение нашего временного быта – земного. И познания ее все строятся только на основании того, что дает опыт, и деятельность ее обращена на удовлетворение потребностей временной жизни, и чувства ее порождаются и держатся только из ее состояний и положений видимых. Что выше сего, то не ее дело. Хоть и бывает в ней нечто выше сказанного, но то гостьи суть, заходящие к ней из другой, высшей области – именно области духа.
Что же это за дух? Это та сила, которую вдохнул Бог в лицо человека, завершая сотворение его. Все роды существ наземных изводила по повелению Божию земля. Из земли изошла и всякая душа живых тварей. Душа человеческая хотя и сходна с душою животных в низшей своей части, но в высшей она несравненно превосходнее ее. Что она является такою в человеке, это зависит от сочетания ее с духом. Дух, вдохнутый Богом, сочетавшись с нею, столько возвысил ее над всякой нечеловеческой душой. Вот почему внутри себя мы замечаем, кроме того, что видится у животных, и то, что свойственно душе человека одуховленной, а выше еще – то, что свойственно собственно духу.
Дух как сила, от Бога исшедшая, ведает Бога, ищет Бога и в Нем одном находит покой. Неким духовным сокровенным чутьем удостоверяясь в своем исхождении от Бога, он чувствует свою полную от Него зависимость и сознает себя обязанным всячески угождать Ему и жить только для Него и Им.
Более осязательные проявления сих движений жизни духа суть: 1) Страх Божий. Все люди, на каких бы они степенях развития ни стояли, знают, что есть верховное существо, Бог, Который все сотворил, все содержит и всем управляет, что и они во всем от Него зависят и Ему угождать должны, что Он есть Судия и Мздовоздаятель всякому по делам его. Таков естественный символ веры, в духе написанный. Исповедуя его, дух благоговеинствует пред Богом и исполнен страха Божия. 2) Совесть. Сознавая себя обязанным угождать Богу, дух не знал бы, как удовлетворить сей обязанности, если бы не руководила его в сем совесть. Сообщив духу частичку своего всеведения в указанном естественном символе веры, Бог начертал в нем и требования Своей святости, правды и благости, поручив ему же самому наблюдать за исполнением их и судить себя в исправности или неисправности. Сия сторона духа и есть совесть, которая указывает, что право и что не право, что угодно Богу и что не угодно, что должно и чего не должно делать; указав, властно понуждает исполнить то, а потом за исполнение награждает утешением, а за неисполнение наказывает угрызением. Совесть есть законодатель, блюститель закона, судия и воздаятель. Она есть естественные скрижали завета Божия, простирающегося на всех людей. И видим у всех людей вместе со страхом Божиим и действия совести. 3) Жажда Бога. Она выражается во всеобщем стремлении ко всесовершенному благу и яснее видна тоже во всеобщем недовольстве ничем тварным. Что означает это недовольство? То, что ничто тварное удовлетворить духа нашего не может. От Бога исшедши, Бога он ищет, Его вкусить желает и, в живом с Ним пребывая союзе и сочетании, в Нем успокаивается. Когда достигает сего, покоен бывает, а пока не достигнет, покоя иметь не может. Сколько бы ни имел кто тварных вещей и благ, все ему мало. И все, как и Вы уже замечали, ищут и ищут. Ищут и находят, но, нашедши, бросают и снова начинают искать, чтоб и то, нашедши, также бросить. Так без конца. Это значит, что не того и не там ищут, что и где искать следует. Не осязательно ли это показывает, что в нас есть сила, от земли и земного влекущая нас горе́ – к небесному?
Не разъясняю Вам подробно всех этих проявлений духа, навожу только мысль Вашу на его присутствие в нас и прошу Вас побольше подумать об этом и довесть себя до полного убеждения, что точно есть в нас дух. Ибо в нем отличительная черта человека. Душа человеческая делает нас малым нечим выше животных, а дух являет нас малым нечим умаленными от Ангелов. Вы, конечно, знаете смысл ходящих у нас фраз: дух писателя, дух народа. Это совокупность отличительных черт, действительных, но некоторым образом идеальных, умом дознаваемых, неуловимых и неосязаемых. То же самое есть и дух человека; только дух писателя, например, видится идеально, а дух человека присущ в нем как живая сила, живыми и ощущаемыми движениями свидетельствующая о своем присутствии.
Из сказанного мне желательно было бы, чтоб Вы вывели такое заключение: в ком нет движений и действий духа, тот не стоит в уровне с человеческим достоинством.
10. Всеобщность веры в бытие Божие как проявление духовной жизни
Спрашиваете: «Но как же это Вы говорите, что у всех есть дух с означенными проявлениями, а между тем мало ли народов, не ведающих Бога?» Народы те не ведают, что́ есть истинный Бог, но что Он есть – все исповедуют. Веруя, что есть Бог, и желая точнее определить, что́ Он есть, они заблуждались и называли Богом то, что не есть Бог: кто солнце, кто луну или звезды или другое что. Не все, однако ж, так грубо заблуждались. Когда Бог рассеял народы по лицу земли после столпотворения, то они все понесли с собою и преданные дотоле здравые понятия о Боге яко Духе невидимом, Творце, Промыслителе, Судии и Воздаятеле.
Что Он есть Творец, Промыслитель и Воздаятель, это у всех сохранилось, а что Он есть Дух невещественный, это не все сохранили, но измениша славу нетленнаго Бога в подобие образа тленна человека и птиц и четвероног и гад (Рим. 1, 23). Они разумели Бога, то есть знали, что есть Бог, но не как Бога Его прославили (ст. 21). Из восточных народов более возвышенные о Боге имеются понятия у персов, индийцев, азиатских и американских. Греки и римляне измельчили, так сказать, Бога. Американские, например, индейцы называют Бога всемирным духом – невидимым, всеобъемлющим. Это очень высокое представление, и себе самому оставленный дух дальше этого идти не может. Азиатские индийцы более углублялись в постижение Бога, но, удержав понятие о Его невидимости, всемогуществе и вседействии, когда задумали точнее определить Его творческие и промыслительные действия, напутали много несостоятельного и написали много баснословных историй.
Так вот в каком смысле есть не ведущие Бога! А не в том, будто есть народы, не исповедующие бытия Бога. Какие-то путешественники дали свидетельство, будто встречали народы и народцы, которые совсем не знали Бога и не воздавали Ему поклонения. Верно в этом свидетельстве только то, что они не слышали исповедания веры и не видели поклонения Богу, – но чтоб ни того, ни другого не было… Для этого следовало им побольше пожить между теми народами. Беккер в наши дни целый месяц жил среди какого-то народа – около озер, чрез которые течет Нил, – и не видел богопочтения. Но, говорит, подошло новолуние – смотрю, царь собирается куда-то, собираются и все старшины, готовят быка. Пришел определенный день – пошли на какой-то холмик и принесли быка в жертву. Уезжай я, говорит Беккер, днями двумя-тремя раньше, мог бы со всею искренностью свидетельствовать, что этот народ не чтит Бога.
Так совсем выбросьте из головы, будто есть не признающие бытия Божия. Есть некоторые ученые, которые думают обойтись без Бога, и ведут об этом толки и речи, и книги пишут, но, когда язык и перо тачают у них такое пусторечие, сердце их же другое говорит. Они надуваются являть себя не верующими в Бога, но очень сомнительно, чтоб окончательно успевали в этом и пред своей совестью.
Ведая Бога, все и совестность являют, и чтут Бога, и молятся Ему, и чают будущей жизни, в коей каждому воздано будет по делам его. Сила, содержащая все такие верования и убеждения, есть дух. Положим же мы с Вами, что в каждом человеке есть дух – высшая сторона человеческой жизни, сила, влекущая его от видимого к невидимому, от временного к вечному, от твари к Творцу, характеризующая человека и отличающая его от всех других живых тварей наземных. Можно сию силу ослаблять в разных степенях, можно криво истолковывать ее требования, но совсем ее заглушить или истребить нельзя. Она неотъемлемая принадлежность нашего человеческого естества и у всякого проявляет себя своим образом.
Вот к каким речам завели Вы меня своим вопросом. Но не к худу. Хотел же я писать Вам не об этом, а о том, что произошло и происходит в душе от воздействия духа по сочетании его с нею. Но об этом – до следующего раза.
11. Воздействие духа на душу человека и происходящие отсюда явления в области мыслительной, деятельной (воле) и чувствующей (сердце)
Принимаюсь за то, что было прервано, – именно, что привзошло в душу вследствие соединения ее с духом, иже от Бога. От этого вся душа преобразилась и из животной, какова она по природе, стала человеческою, с теми силами и действиями, какие указаны выше. Но не об этом теперь речь. Пребывая такой, как описано, она обнаруживает сверх того высшие стремления и восходит на одну степень выше, являясь душой одуховленной.
Такие одуховления души видны во всех сторонах ее жизни – мысленной, деятельной и чувствующей.
В мысленной стремление к идеальности . Собственно душевная мысленность вся опирается на опыт и наблюдение. Из того, что узнается сим путем раздробленно и без связи, она строит обобщения, делает наведения и добывает, таким образом, основные положения об известном круге вещей. На этом бы и стоять ей. Между тем она никогда не бывает этим довольна, но стремится выше, ища определить значение каждого круга вещей в общей совокупности творений. Например, что есть человек – это познается посредством наблюдений над ним, обобщений и наведений. Но не довольствуясь этим, мы задаемся вопросом: «Что значит человек в общей совокупности творений?» Доискиваясь этого, иной решит: он есть возглавление и венец тварей; иной: он есть жрец – в той мысли, что голоса всех тварей, хвалящих Бога бессознательно, он собирает и возносит хвалу Всевышнему Творцу разумной песней. Такого рода мысли и о всяком другом роде тварей и о всей их совокупности порождать имеет позыв душа. И порождает. Отвечают ли они делу или нет, это другой вопрос, но несомненно, что она имеет позыв искать их, ищет и порождает. Это и есть стремление к идеальности, ибо значение вещи есть ее идея.
Это стремление обще всем. И те, которые не дают цены никаким познаниям, кроме опытных, – и они не могут удержаться от того, чтобы не поидеальничать против воли, сами не замечая того. Языком отвергают идеи, а на деле их строят. Догадки, какие они принимают и без которых ни один круг познаний не обходится, суть низший класс идей.
Образ воззрения идеальный есть метафизика и настоящая философия, которые как были всегда, так всегда и будут в области познаний человеческих. Дух, всегда нам присущий как существенная сила, сам Бога созерцая яко Творца и Промыслителя, и душу манит в ту невидимую и беспредельную область. Может быть, духу, по его богоподобию, предназначено было и все вещи созерцать в Боге, и он созерцал бы, если б не падение. Но всячески и теперь тому, кто хочет созерцать все сущее идеально, следует исходить от Бога или от того символа, который Богом написан в духе. Мыслители, которые не так делают, уже по тому самому не суть философы. Не веря идеям, построеваемым душою на основании внушений духа, они несправедливо поступают, когда не верят тому, что составляет содержание духа, ибо то есть человеческое произведение, а это – Божеское.
В деятельной части от действия духа является желание и производство бескорыстных дел или добродетелей или даже и выше – стремление стать добродетельною. Собственно, дело души в этой ее части (воле) есть устроение временного быта человека, да благо будет ему. Исполняя это назначение, она все делает по тому убеждению, что делаемое или приятно, или полезно, или нужно для устрояемого ею быта. Между тем она этим не довольствуется, но выходит из этого круга и совершает дела и начинания совсем не потому, что они нужны, полезны и приятны, но потому, что они хороши, добры и справедливы, стремясь к ним со всей ревностью, несмотря на то что они ничего не дают для временного быта и даже неблагоприятны ему и ведены бывают на счет его. У иного такие стремления проявляются с такой силой, что он жертвует для них всем своим бытом, чтоб жить отрешенно от всего. Проявления такого рода стремлений повсюдны, даже и вне христианства. Откуда они? Из духа. В совести начертана норма святой, доброй и праведной жизни. Получив ведение о ней чрез сочетание с духом, душа увлекается ее незримой красотой и величием и решается ввести ее в круг своих дел и своей жизни, преобразуя и ее по ее требованиям. И все сочувствуют такого рода стремлениям, хотя не все всецело предаются им; но ни одного нет человека, который бы по временам не посвящал своих трудов и своего достояния на дела в таком духе.
В чувствующей части от действия духа является в душе стремление и любовь к красоте, или, как обычно говорят, к изящному. Собственное дело сей части в душе – воспринимать чувством благоприятные или неблагоприятные свои состояния и воздействия совне по мерке удовлетворения или неудовлетворения душевно-телесных потребностей. Но видим в кругу чувств вместе с этими корыстными – назовем так – чувствами ряд чувств бескорыстных, возникающих совсем помимо удовлетворения или неудовлетворения потребностей, – чувств от услаждения красотою. Глаз не хочется оторвать от цветка и слуха отвратить от пения потому только, что то и другое прекрасно. Всякий упорядочивает и украшает свое жилище так или так, потому что так красивее. Идем в прогулку и избираем место для того по тому одному, что оно прекрасно. Выше всего этого – наслаждение, доставляемое картинами живопи си, произведениями ваяния, музыкой и пением, а и этого всего выше – наслаждение творениями поэтическими. Изящные произведения искусства услаждают не одной красотой внешней формы, но особенно красотой внутреннего содержания, красотой умно-созерцаемой, идеальной. Откуда такие явления в душе? Это гостьи из другой области, из области духа. Дух, Бога ведающий, естественно постигает красоту Божию и ей единой ищет наслаждаться. Хотя не может он определенно указать, что она есть, но, сокровенно нося в себе предначертание ее, определенно указывает, что она не есть, выражая сие показание тем, что не довольствуется ничем тварным. Красоту Божию созерцать, вкушать и ею наслаждаться есть потребность духа, есть его жизнь – и жизнь райская. Получив ведение о ней чрез сочетание с духом, и душа увлекается вслед ее и, постигая ее своим душевным образом, то в радости бросается на то, что в ее круге представляется ей отражением ее (дилетанты), то сама придумывает и производит вещи, в которых чает отразить ее, как она ей представилась (художники и артисты). Вот откуда эти гостьи – сладостные, отрешенные от всего чувственного чувства, возвышающие душу до духа и одуховляющие ее! Замечу, что из искусственных произведений я отношу к сему классу только те, которых содержанием служит божественная красота незримых божественных вещей, а не те, которые хоть и красивы, но представляют тот же обычный душевно-телесный быт или те же наземные вещи, которые составляют всегдашнюю обстановку того быта. Не красивости только ищет душа, духом водимая, но выражения в прекрасных формах невидимого прекрасного мира, куда манит ее своим воздействием дух.
Так вот что дал душе дух, сочетан будучи с нею, и вот как душа является одуховленной! Не думаю, чтоб что-либо из этого затруднило Вас, прошу, однако ж, не мимоходом пробежать писанное, а пообсудить хорошенько и к себе приложить. Одуховлена ли Ваша душа? Ведь и Вы поете и музыкантствуете! Когда-нибудь мы с Вами прокритикуем эту Вашу сторону по указанному требованию, что должны представлять изящные искусства.
12. Выводы из сказанного о трех сторонах человеческой жизни. Возможность перехода из одного состояния в другое и преобладания той или другой стороны жизни. Преобладание душевности и плотяности как греховное состояние. Господство духовной жизни как норма истинной жизни человека
Давайте теперь с Вами сведем счеты или сделаем выводы из всего наговоренного. Видите, сколько у нас сторон или, лучше, степеней жизни! Есть сторона и степень жизни духовная, есть духовно-душевная, есть собственно душевная, есть душевно-телесная (кажется, я не оттенил ее как следует – сюда принадлежат наблюдения с воображением и памятью, желания из потребностей тела и чувства телесных состояний и впечатлений), есть телесная. Пять ярусов, но лицо человека одно, и это одно лицо живет то той, то другой, то третьей жизнью и, судя по тому, какой жизнью живет, получает особый характер, отражающийся и в его воззрениях, и в его правилах, и в его чувствах, то есть оно бывает или духовным – с духовными воззрениями, правилами и чувствами, или душевным – с душевными понятиями, правилами и чувствами, или плотским – с плотскими мыслями, делами и чувствами. (Серединных состояний – душевно-духовного и душевно-телесного – не беру в счет, чтоб не дробиться слишком.) Не то сие означает, чтоб, когда человек бывает духовен, душевность и телесность не имели уже в нем места, но то, что тогда духовность у него бывает господствующей, подчиняя себе и проникая собой душевность и телесность; равно не то, чтоб, когда человек бывает душевен, его духовность и телесность не существовали более, но то, что тогда душевность бывает господствующей, всем заправляет и всему дает свой тон и самую духовность облекает покровом душевности; также не то, чтоб, когда человек бывает плотян, его духовность и душевность исчезли, но то, что тогда все у него оплотеняется и духовность и душевность плотяны бывают, подчинены плоти и ею попраны и в рабстве у нее содержимы.
Так как на какой бы степени ни находился человек, другие стороны его жизни остаются присущими в нем, то ни на одной степени он не бывает закабален так, чтобы уж и высвободиться не мог из сей кабалы, но всегда имеет возможность переходить с одной степени на другую, ослабив одну сторону своей жизни и усилив другую. Так и духовный человек может ниспасть в душевность и телесность и плотяный – подняться до духовности, когда тот возлюбит душевное и плотское, а этот взыщет духовного. Человек всегда свободен. Свобода дана ему вместе с самосознанием и вместе с ним составляет существо духа и норму человечности. Погасите самосознание и свободу – вы погасите дух, и человек стал не человек.
Но утверждая, что человек имеет свободу двигаться вверх и вниз по степеням жизни своей, я не утверждаю вместе с сим, что ему одинаково легко и удобно двигаться, сверху ли вниз идет он или снизу вверх, или что эти движения могут совершаться в нем так же быстро и часто, как переходы из одной комнаты в другую, бывающие по нескольку раз в день. Я хотел этим только сказать, что человек, себя сознающий и свободный, есть виновник своего состояния внутреннего и что если он, попав в такое состояние, которое одобрить нельзя, остается в нем, то сам виноват в том и ответен пред Богом и людьми.
Всякая из показанных степеней или проявлений нашей жизни натуральна в нас и, следовательно, не может быть неодобряема сама по себе. Не натурально и, следовательно, само по себе не одобрительно то состояние, в котором мысли блуждают, парят и бурлят, желания непостоянствуют, возбуждаемы будучи страстями – не натуральными нам, а пришлыми, – и чувства сердца волнуются и мятутся по причине сих же страстей. Я нарочно оттенял эти неестественности внутри нас, говоря о душевной жизни, чтоб остановить на них Ваше внимание. Нарочно и теперь поминаю об этом, чтоб тоже заставить Вас получше вникнуть в это дело и отнестись к нему по его достоинству. Блуждание помыслов, непостоянство желаний страстных и тревоги сердца непрестанно беспокоят нас, не давая ни одного дела сделать как должно и всегда почти сбивая нас с пути. Это болезнь хотя всеобщая и повсюдная, но не естественная, а нажитая нами произвольно. Враг знает, сколько она подручна ему, и, покушаясь искусить кого, прежде всего старается столкнуть его в этот омут – именно сначала вводит в поток помыслов, под ними потом зажигает страстные пожелания, а этими взволновывает сердце.
Кто доведен до этого, у того искушение созрело. Если не опомнится – падает и, падши, увлекается в водоворот бурливых движений помыслов, пожеланий и чувств, иногда ненадолго, иногда надолго, а нередко и навсегда. Та жизнь, частичку которой, помните, Вы испытали, вся проходит в этом водовороте и бывает, судя по кружкам, где бурливее, где потише, где поскромнее, где нараспашку – во всей своей наготе и срамоте. Но и помимо этого редко кто бывает свободен от тех бурлений внутри. Нет-нет – и прорвется. От блужданий же мыслей и представлений, не знаю, есть ли кто свободный. Так вот эту болезнь нашу извольте заметить (да Вы уж ее и заметили отчасти, жалуясь на неудержимость мыслей) – и, заметив, взяться за труд врачевания. Всяко не выпускайте из мысли, что внутри Вас постоянно присуще нечто недоброе, что всегда готово сбить Вас с должного и направить на недолжное.
Что касается до душевности и телесности, то они сами по себе, как замечено уже, безгрешны, как естественные нам; но человек, сформировавшийся по душевности или, еще хуже, по плотяности, не безгрешен. Он виновен в том, что дал в себе господство тому, что не предназначено к господству и должно занимать подчиненное положение. И выходит, что, хотя душевность естественна, быть душевным человеку – неестественно; так же и плотяность естественна, но быть плотяным человеку – неестественно. Погрешность здесь в исключительном преобладании того, что должно стоять в подчинении.
Но когда у кого господствует духовность, тогда, хоть это будет его исключительным характером и настроением, он не погрешает, во-первых, потому, что духовность есть норма человеческой жизни и что, следовательно, бывая духовным, он есть настоящий человек, между тем как душевный и плотяный человек не есть настоящий человек; а во-вторых, потому, что, как ни будь кто духовен, он не может не давать должного душевности и плотяности, только держит их не жирно и в подчинении духу. Пусть не широка у него душевность (в научных познаниях, искусствах и делах прочих) и крепко стеснена плотяность – все он настоящий, полный человек. А душевный (многознающий, искусник, делец), а тем паче плотяный – не есть настоящий человек, как бы красным ни являлся он вовне. Он – безголов. Отсюда простой человек, Бога боящийся, выше многообразованного и элегантного, но не имеющего в целях своих и стремлениях угождения Богу. По сему же судите и о произведениях литературы и искусств. Произведения, в коих все плотяно, из рук вон нехороши; но и те, в коих господствует душевность, не отвечают своему назначению, хотя они выше плотяных. Таков суд только о тех произведениях, кои чужды духовных элементов; те же, кои прямо относятся враждебно о всем духовном, то есть о Боге и вещах божественных, – прямо суть вражеские внушения и терпимы быть не должны.
Из сего Вы видите, что по естественному назначению человек должен жить в духе, духу подчинять и духом проникать все душевное, а тем паче телесное, а за ними и все свое внешнее, то есть жизнь семейную и общественную. Се – норма!
Я не прилагаю убеждения Вам жить в духе и ему все подчинять, полагая, что если Вы хорошо разобрали все сказанное, то решение жить так уже присуще в Вас. Вы уже и высказали свое решительное желание: стоять на уровне человеческой жизни, какою быть она предназначена. Видите теперь, какой быть она предназначена, и, конечно, желаете явить ее такой. Да ведь Вы и жили доселе в своем семействе и в кругу родных так, как изображено, то есть по духу, хоть и науки проходили, и хозяйство знаете, и в музыке и пении мастерица. Вам предлежит не заводить в себе духовность, а поддерживать ее и хранить, оберегая себя от влияний и влечений душевно-плотской жизни, в водовороты которой Вы начали попадать. Об этом-то мы с Вами и сговорились толковать. И конечно, Вы ждете поскорее решения: так как же быть-то?
13. Истинное счастье человека – жизнь по духу. Тончайшая оболочка души, служащая посредницей между ею и телом и средством общения душ между собой и с миром святых и Ангелов. Светлое и темное состояние оболочки души
Хотел отвечать на помещенный в конце прошлого письма вопрос, но подошел день Вашего Ангела, и мне пришло в голову высказать мои Вам по сему случаю благожелания.
Желаю Вам прежде всего здоровья, потому что в нем условие и стяжания всех благ, какие благом считает человек, и наслаждения ими, или вкушения их. Уж у больного и расслабленного какие возможны утехи, когда все чувства в ненормальном состоянии. Исключение надо сделать только для духовных утешений. Они не подлежат такой зависимости от состояния здоровья и могут быть присущи, несмотря на страдания телесные. Мученики во время самых мучений истинно радовались, воистину, а не языком только говорили, что радуются.
А за этим чего пожелать? Обычно желают счастья. Желаю Вам счастья и я. Но что же тут именно желается? Ведь до сих пор никто еще не определил, что есть счастье или кто воистину счастлив. Я так понимаю, что счастлив тот, кто чувствует себя счастливым. Так вот этого и желаю Вам, желая счастья! Желаю, чтоб Вы всегда чувствовали себя счастливой. Отчего и как? Об этом у людей столько разных понятий и вкусов, что не разберешь. Я же потихоньку Вам скажу, что пока Вы не в духе живете, не ждите счастья . Душевная и телесная жизнь, при благоприятном течении, дают что-то похожее будто на счастье, но это бывает мимолетный призрак счастья, скоро исчезающий. К тому же при них та бурливая среда, между душою и телом образующаяся и страстными помыслами, желаниями и чувствами возметаемая, всегда бывает сильна, а при ней, по причине яда страстей, возможно только опьянение, забывающее страдание, как бывает и от опиума, но не отсутствие страданий и болей сердца. Боли сердца составляют неотъемлемую принадлежность той жизни. Дух же витает за пределами всех треволнений и туда уносит живущего в нем и, давая ему вкушать свои блага, всегда пребывающие, делает его истинно и прочно счастливым.
Что же? Тем и кончить благожелания? Нет, думаю, что этого мало. Если б жизнь наша кончалась этою жизнью, то, конечно, достаточно было бы сказать: будьте здоровы и счастливы. Но как она не кончается так, а продолжается и за гробом и там только является решительной жизнью, то для полноты благожеланий не могу не пожелать Вам, чтоб Вы сподобились и там быть блаженной. Буди же Вам и там быть блаженной. Я этого от всей души и паче всего Вам желаю и молю усердно Господа, да проведет Он Вас безбедно путем настоящей жизни и после нее вселит в Царство Свое всеблаженное.
При этом, конечно, в Вашем сознании представляются очень суровые условия. Есть, конечно, условия решительные, но суровы ли они? На это скажу пока обще: и да, и нет, судя по тому, как кто поставлен с детства; и, судя по сему же, предъявляю, что для Вас они не суровы. Вы уже и выполняете их. Только берегитесь и не отступайте.
Приходит мне и еще на мысль послать Вам к Вашему празднику конфету, но не знаю, сумею ли составить ее. Попробую.
Если Вы не забыли, когда-то я заводил с Вами речь о некоей тонкой-претонкой стихии, которая тоньше света. Зовут ее эфир. И пусть: не в имени дело, а в признании, что она есть. Я признаю, что такая тончайшая стихия есть, все проникает и всюду проходит, служа последней гранью вещественного бытия. Полагаю при сем, что в этой стихии витают все блаженные духи – Ангелы и святые Божии, сами будучи облечены в некую одежду из этой же стихии. Из этой же стихии и оболочка души нашей (доразумевайте при сем слове и дух, который есть душа души нашей человеческой). Сама душа – дух, – невещественна, но оболочка ее из этой тонкой невещественной стихии. Тело наше грубо, а та оболочка души – тончайшая есть и служит посредницей между душой и телом. Чрез нее душа действует на тело и тело на душу. Но об этом я мимоходом говорю. Удержите только в мысли, что душа имеет тончайшую оболочку и что эта оболочка такая же и у нашей души, какая у всех духов. Из этого Вам нетрудно уже вывести заключение, что та всемирная тончайшая стихия, из которой эти оболочки и в которой витают все духи, есть посредница и для взаимного общения наших душ и духов тех.
Теперь оторвитесь от этого представления и перейдите вниманием к обычным между нами делам. Вы живете теперь в Москве, сидите в стенах своей квартиры, окружены отовсюду зданиями и, куда ни обратите очи свои, всюду встречаете препоны: многие предметы преграждают острозоркость и дальнозоркость очей Ваших. Но если б Вам подняться над Москвой на каком-нибудь шаре, Вы увидели бы беспрепятственно не только ее всю, но и окрестности ее. Если б Вам еще повыше подняться, то Вы и что есть дальше кругом увидели бы. Усиль Ваше зрение и подними Вас еще выше и выше, Вы можете увидеть Санкт-Петербург, Париж, Лондон и т. д. Все сие потому, что зрение Ваше стало острозорче и никаких ему нет помех видеть.
Переходите теперь опять к святым Божиим. Та стихия, о коей речь, всюду проходит и никакой нигде помехи не встречает себе. Луч солнца проходит сквозь стекло, а та стихия – и сквозь стекло, и сквозь стены, и сквозь землю, и сквозь все. Но как она проходит сквозь все, так и те, которые витают в ней, могут проходить сквозь все, когда нужно (как Спаситель прошел в горницу, где были апостолы, дверем затворенным ). Обитают они в определенном месте, но, когда им повелевается или позволяется, тотчас переносятся куда нужно по той стихии и никаких преград не только не встречают, но и не видят. Когда нужно, переносятся, а когда нет такой нужды, на своем месте пребывая, видят по всем направлениям, что где есть и что где творится. И когда очи свои обращают на землю, то есть на нас грешных, то ясно видят и нас… только не это грубое тело наше, до коего им дела нет, а видят самую душу нашу как она есть, не непосредственно, а посредством оболочки души, сродной с их оболочкой и той стихией, в коей они живут, ибо состояние души верно отражается в ее оболочке.
Извольте теперь вообразить: сидят двое и разговаривают, при этом душа каждого настроена своим образом. Каждый из них не видит, что на душе у другого, по причине грубой занавески тела, за которой прячется душа; а Ангелы и святые, если обратят взор на них, увидят душу их, как она есть и что в ней есть, ибо какова она и что в ней, отражается в ее оболочке. Если в ней святые мысли и чувства, оболочка ее светла, и при каждом святом чувстве светла особым образом. А если мысли и чувства ее не совсем чисты, то и оболочка ее не светла и от каждого нечистого чувства своим образом помрачена, являясь то как туман, то как мрак ночи. Если б Вы вознеслись на небо и ангельское восприяли зрение, совлекшись, конечно, и этого тела, то, взглянув на землю, Вы увидели бы вместо разнообразной массы людей некие тени светлые, полусветлые, туманные, мрачные, причем не дивно, что светло наряженные показались бы Вам мрачными, если у них душа дурна, а одетые в рубище – светлыми, если их душа чиста. И вот такими-то видят нас небожители и, судя по тому, какими видят, радуются о нас или скорбят.
Позвольте Вас спросить: какой видит Вас святая, имя которой Вы носите, и особенно ныне, когда она повнимательнее присматривается к Вам ради того, что и Вы поусерднее обращаетесь к ней? Какой видит Вас Ангел Хранитель, всегда при Вас находящийся, и Сам Господь, с телом одесную Отца седящий, но и с нами обещавшийся быть во вся дни? Какой они Вас видят, таковы Вы и на деле. Упреждаю, что таким вопросом я не думаю смутить Вас и тем омрачить Ваш праздник; напротив, чаю доставить Вам духовное утешение и обрадование. Ибо не могу ожидать, чтоб с неба Вас видели мрачной или туманной. Вы еще не успели отуманиться, потому видимы светлой. По крайней мере мое искреннее благожелание Вам в день Вашего Ангела есть: да будете и пребудете всегда таковы, чтоб небожители всегда видели Вас светлой. Тогда из сей жизни прямо к ним туда и перейдете. Вот этого Вам от всей души и желаю.
14. Оболочка души бывает светлой или темной соответственно внутреннему настроению. Примеры. Потемненную душу видят бесы
Хочу в дополнение к предыдущей речи и еще кое-что сказать о том же. Перескажу Вам несколько опытов того, что душа в оболочке своей точно принимает вид, соответственный ее внутреннему настроению. При жизни святого Андрея, Христа ради юродивого, был в Константинополе иерей (из неженатых), постник, уединенник, молитвенник. Все его чтили, то есть почитали. Но встретился с ним святой Андрей и видит, что он одет каким-то темным туманом, а около шеи у него обвилась змея с надписью «змея сребролюбия». Вот какова была душа его! А между тем этого никто не видал. Увидели просвещенные очи духовные святого Андрея. Но у небожителей они еще просвещеннее. Таким образом, тогда как нам думается, что никто нас не видит, каковы мы, нас видит несметное множество очей. Видите, сколько звезд на небе! Очей, на нас обращенных, еще больше.
Да ведь и сами мы можем если не видеть, то определять, каковы мы. Это сказывает нам совесть – неподкупный судия. Ее можно на время заглушить, но она всегда успевает высвободиться из-под гнета и возвысить свой голос, даже и у не совсем совестных. А у неопорочившихся голос ее всегда чист и звонок. Она есть и именуется гласом Божиим в духе человека. В ней же отражается и то, какого мнения о нас или какой имеют на нас взгляд небожители. Так вот, когда совесть говорит, что мы чисты во всем пред Богом и людьми, то это свидетельство совести светом отражается окрест души нашей – и все с неба видят нас светлыми. А если совесть укоряет, что мы нечисты, то мы видимы бываем темными. Но ближе тех видят нас всегда Ангелы-хранители, кого темным, кого светлым, судя по внутреннему настроению, постоянному или случайному.
Кроме Ангелов и святых, видят нас невидимо для нас и темные силы. Только они, когда душа светла, не могут смотреть на нее, боясь, подобно нетопырям, света, а воззревают на нее лишь тогда, когда она помрачаться начинает. Они всюду стаями шмыгают и, как только заметят где потемненную душу, тотчас нападают на нее огулом и начинают вертеть ее туда и сюда помыслами, страстными желаниями и волнением чувств. Та область бурливая, о коей я говорил, что между душою и телом беззаконно устрояется, есть место, где бесы подседают к душе и начинают возметать ее, как прах ветром. Они покушаются подкрасться и к светлым душам, но бывают отражаемы и поражаемы, как стрелой, лучами света. В Антиохии был волхв Киприан. Один юноша просил его расположить к нему своим волхвованием Иустину, прекрасную христианку, которую он хотел взять себе в жены, а она и смотреть на него не хотела. Киприан посылал к ней несколько раз состоящих у него на службе бесов, чтоб они по-своему расшевелили в ней любовь к юноше, но те подходили к ее жилищу, а внутрь войти не могли и, воротясь, сказывали, что оттуда, изнутри, их отражает и опаляет свет, ибо та Иустина, как облаком каким, одета светом, и им посмотреть на нее не удалось.
Вот лучший пример того, какою светлою бывает душа, когда она бывает христианка, чиста в совести своей и Господу предана. При чистой совести страх Божий исполняет душу и хранит ее неприкосновенной. Тогда и Господь, Который везде есть и все исполняет, посещает душу ту, и она вся становится светом и сияет, как звездочка.
Сохранившись такою чистой и светлой, душа и на тот свет переходит по исходе из тела такою же светлой. Святой Антоний беседовал однажды с учениками своими и увидел полосу света, поднимающуюся к небесам. Всмотревшись в нее и различив, что там такое, он сказал: «Это Аммон святой восходит на небо в сопровождении Ангелов».
Так вот о чем возревнуйте. На видимость свою внешнюю не полагайтесь, ибо возможно, что иное видится в нас, а иное мы на деле. Но ведь, конечно, быть лучше, чем казаться. Припоминаю слова Василия Великого, который говорит: тело – наше; что, кроме тела, есть у нас, начиная с одежды, – это есть окружающее нас. А что мы? Мы – душа (с духом). Вот туда-то, отвлекшись от всего, вне нас сущего, и от самого тела, надо собраться, войти в себя, порассмотреть все и решить: что же ты такое, матушка, душа наша?
Это возвращает нас к тому, от чего мы немного отклонились – именно к решению: как быть, чтоб жить в духе и им одухотворять душу и тело и все свое внешнее? Но об этом до другого раза.
15. Как святые слышат наши молитвы. Приложение о молитве
Очень рад, что Вам понравилась моя речь о той стихии. Примите же ее, покрепче напечатлейте в голове и всегда держите в мысли. Увидите, как она будет Вам во всем помощна. Сколько она разъясняет предметов и сколько доставляет утешения! Вам, вероятно, приходилось слышать вопрос, как святые слышат молитвы наши, или, может быть, и сами Вы задавали его себе. В ответ на него толкуют-толкуют, а вопрос все остается вопросом. По-моему же, при предположении той стихии выходит: как святые могут не слышать наших молитв? Вы знаете, как действует электрический телеграф? В Петер бурге, например, заводят известный аппарат – в то же мгновение то действие петербургское отражается в Москве в подобном же аппарате и в том же значении, в каком там происходит движение. Почему так бывает? Потому что и аппараты те однородны, и соединяющая их проволока к ним же подлажена. Так что действие такого телеграфа – то наша молитва. Мы и свя тые – как бы два аппарата однородные; среда, в коей святые и коей окружены души наши, – это проволока. Когда истин ная молитва – сердечная – подвигнется в душе, тогда она по той стихии, воздействуя на нее, как лучом света, пролетает до святых и сказывает им, чего мы хотим и о чем молимся. Между нашей молитвой и услышанием нет промежутка, только надобно, чтоб молитва шла из сердца. Оно у нас и есть телеграфный для неба снаряд. Те же молитвы, кои не из сердца, а из головы только и с языка идут, не дают луча, восходящего на небо, и не бывают слышны там. Да это и не молитва, а только приемы молитвенные.
Может быть и не замечая того, Вы прописали опытное удостоверение в сказанном. Пишете, что помолились усердно – и тотчас успокоились, получив внутри уверение, что будете изъяты из того, что Вас томило; а потом и самым делом то устроилось. Вот и выходит, что верно мое сравнение молитвы сердечной с телеграфом, невидимо к небу проведенным по той стихии. Из Вашего сердца пошел удар или луч к небу, по той же линии или таким же лучом с неба пришло к Вашему сердцу в ответ то, что Вам нужно было. Так и всегда бывает со всеми из сердца исходящими молитвами. Исполнение и такой молитвы не всегда тотчас последует, а услышание ее совершается тотчас.
Не нарадуюсь, что так было с Вами. Даруй, Господи, чтоб так бывало с Вами и почаще. Припомните, как Вы тут молились, и всегда старайтесь так молиться, чтоб молитва шла из сердца, а не языком только произносилась и умом мыслилась.
Если так устроитесь, так вот Вам будет деловое решение вопроса, как быть, чтоб жить в духе. Ибо такая молитва есть жизнь духа. Тут дух в Боге пребывает и с Ним единится, и в этом вся сила жизни его. Ведайте же, что только тогда и значит, что дух живет, когда он молится так, как Вы помолились. Когда же нет такой молитвы, это значит, что он замер, если не совсем заглушен.
Не буду скрывать от Вас, что хоть помолились Вы так, но, чтобы всегда так молиться, едва ли сможете. Такую молитву Бог дает или Ангел-хранитель возбуждает. И она приходит и отходит. Из этого не следует, однако ж, что нам позволительно оставлять труд молитвенный. Приходит она, когда кто трудится в молитве, а кто не трудится, к тому не придет. И видим, что святые отцы много трудились в молитве и трудами сими возгревали в себе дух молитвенный. Как доходили они до этого, изображение того оставили они нам в своих писаниях. Все ими на сей предмет сказанное составляет науку о молитве, которая есть наука из наук. Придет срок, мы с Вами пройдем эту науку, а теперь я коснулся того только мимоходом: к слову пришлось. И еще приложу: важнее молитвы ничего нет. Следовательно, и трудиться над ней должно и усерднее, и больше всего. Даруй Вам, Господи, усердие к такому труду.
Ваши смиренные о себе мысли и чувства суть ангельские чувства. Как совершенны и как светлы Ангелы! А они все смиренны, смиреннее всех людей. Смиренная душа всегда светла. Омрачение души начинается, когда она станет много о себе думать, ибо это дело темных сил. Даруй Вам, Господи, не потерять никогда таких чувств, чтоб всегда быть во свете.
Вот и опять мы отбились от своего вопроса. Уж потерпите и еще.
16. Истинная цель жизни. Образ жизни соответственно цели
Что такое с Вами сделалось? И что это за вопросы: «Не знаю, что сделать со своей жизнью. Надо же что-нибудь делать. Надо же цель себе определить?» Читаю и изумляюсь, откуда родились такие мудреные помышления. Ведь Вы уже решили все это, выразив желание стоять на уровне с достоинством человека, каким ему подобает быть по определению Божию. И речь у нас с Вами о чем идет, как не об этом! Откуда же эти у Вас задачи? Догадываюсь, что между Вашими знакомыми есть прогрессистки или Вы попали в общество, где были такие и распускали свои мудрования. Они обычно бредят так. У них непрестанно на языке благо человечества, благо народа. И вот Вы, вероятно наслушавшись таких высоких идей, пленились ими и, обратив взор на свою настоящую жизнь, с сожалением увидели, что прозябаете в кругу семьи и родных без пользы и цели. Увы! и ах! Как это до сих пор никто Вам не открыл глаз!
Если моя догадка справедлива, то Вам следуют поклоны, чего ради Вы об этом не сказали, давши слово писать о всем откровенно. Так ли это, однако ж, или нет, не могу оставить Ваших задач без решения. Полным решением их будет служить вся наша беседа; теперь я коротко выскажу только общую мысль, чтоб Вы увидели, что та жизнь, которую Вы доселе вели и ведете, есть настоящая жизнь и переменять в ней нечего.
Цель жизни точно надо определенно знать. Но мудрено ли это? И не определена ли уже она? Общее положение такое, что как есть загробная жизнь, то цель настоящей жизни, всей, без изъятия, должна быть там, а не здесь. Это положение всем ведомо, и толковать об нем нечего, хоть о нем меньше всего помнят на деле. Но поставьте Вы себе законом для жизни Вашей всеми силами преследовать эту цель – сами увидите, какой свет разольется оттого на временное Ваше на земле пребывание и на дела Ваши. Первое, что откроется, будет убеждение, что, следовательно, все здесь есть только средства для другой жизни. Относительно же средств один закон: употреблять их и пользоваться ими так, чтоб они вели к цели, а не отклоняли от нее и не поперечили ей. Вот Вам и решение Вашего недоумения: «Не знаю, что сделать со своей жизнью». Смотрите на небо и всякий шаг Вашей жизни так соразмеряйте, чтоб он был ступанием туда. Мне кажется, что это так просто и вместе так всеобъемлюще.
Спрашиваете: «Надо же что-нибудь делать?» Конечно, надобно. И делайте, что попадется под руки в Вашем кругу и в Вашей обстановке, и верьте, что это есть и будет настоящее Ваше дело, больше которого от Вас и не требуется. Большое заблуждение в том, когда думают, будто для неба или – по-прогрессистски – для того, чтоб сделать и свой вклад в недра человечества, надо предпринять большие и громкие дела. Совсем нет. Надобно только делать все по заповедям Господним. Что же именно? Ничего особенного, как только то, что всякому представляется по обстоятельствам его жизни, чего требуют частные случаи, с каждым из нас встречающиеся. Это вот как. Участь каждого Бог устрояет, и все течение жизни каждого – тоже дело Его всеблагого промышления. Следовательно, и каждый момент и каждая встреча. Возьмем пример: к Вам приходит бедный – это Бог его привел. Что Вам сделать надо? Помочь. Бог, приведший к Вам бедного, конечно, с желанием, чтоб Вы поступили в отношении к сему бедному, как Ему угодно, смотрит на Вас, как Вы в самом деле поступите. Ему угодно, чтоб Вы помогли. Поможете? Угодное Богу сделаете – и сделаете шаг к последней цели: наследию неба. Обобщите этот случай – выйдет: во всяком случае и при всякой встрече надобно делать то, что хочет Бог, чтоб мы сделали. А чего Он хочет, это мы верно знаем из предписанных нам заповедей. Помощи кто ищет? Помоги. Обидел кто? Прости. Сами обидели кого? Спешите испросить прощение и помириться. Похвалил кто? Не гордитесь. Побранил? Не сердитесь. Пришло время молитвы? Молитесь. Работать? Работайте – и прочее, и прочее, и прочее. Если, все это обсудивши, положите Вы так во всех случаях действовать, чтоб дела Ваши угодны были Богу, быв совершаемыми неуклонно по заповедям, то все задачи относительно Вашей жизни решатся этим полно и удовлетворительно. Цель – блаженная жизнь за гробом; средства – дела по заповедям, исполнения которых требуют все случаи жизни. Мне кажется, тут все ясно и просто и нечего Вам томить себя мудреными задачами. Надо выбросить из головы все планы о многополезной, многообъятной, общечеловеческой деятельности, какою бредят прогрессистки, – и жизнь Ваша будет созерцаться вложенной в покойные рамки и без шума ведущей к главной цели. Помните, что Господь и стакана холодной воды, поданного томимому жаждою, не забывает.
Скажете: «Но как же, образ жизни все же надобно избрать и определить?» Да где же это нам с Вами определить? Станем обдумывать – и пойдет путаница в голове. Лучше и надежнее всего принять с покорностью, благодарностью и любовью то определение, какое изрекает Бог течением обстоятельств жизни. Беру дело в отношении к Вам! Вы теперь под кровом родителей. Чего лучше желать? Тепло, безопасно, привольно. И живите, не залетая мыслями вдаль и делая усердно все, что лежит на Вас. «Но все же, подумайте, так навсегда оставаться нельзя, должна наконец начаться жизнь своя – особная. Тут как быть? И как об этом не подумать?» Вот Вам лучшее об этом думание: предайте себя в руки Божии и молитесь, чтоб Он устроил Вас, как Он находит лучшим, чтоб Ваша судьбина не мешала, а способствовала Вам достигнуть блаженной жизни за гробом, не мечтая о блистательной участи. Так настроившись, ждите с терпением, что наконец изречет о Вас Бог. Изречет же Он стечением обстоятельств и волей родителей. Утвердившись в этих мыслях и успокоясь в Боге, живите, не строя пустых планов, и делайте дела, которые на Вас лежат в отношении к родителям, братьям и сестрам, к другим родным и ко всем людям. Но никак не думайте, чтоб эта жизнь была пуста. Все, что Вы ни будете делать в сем порядке, будет дело, и, если делать будете с сознанием, что так следует по заповедям и что так хочет Бог, – дело, Богу угодное. Так всякая малость.
Кажется, я все Вам растолковал. Приложу только желание, чтоб Вы хорошенько вникли в прописанное, затвердили то и так настроились. Пророчу Вам, что обретете полный покой и не будете более смущаться мыслями: «Никуда негожа моя жизнь, ничего полезного не делаю», и подобное. Только еще сердце надо держать на привязи, а то оно много глупостей городит. Правда, что и без сердца дурно. Ибо где сердца нет, там что за жизнь? Но все же волю давать ему не следует. Слепо оно и без строгого руководства тотчас в ров попадет.
Благослови Вас, Господи!
17. Вклады в небесную сокровищницу. Богоугодная жизнь. Мечтания прогрессисток о всеобщем благе человечества и их лживость
Очень рад, что Вы приняли к сердцу написанное в прошлом письме и соглашаетесь так именно себя держать. Помоги Вам, Господи!
Эту жизнь Бог нам дал, чтоб мы имели время приготовиться к той. Эта коротенькая, а та конца не имеет. Но хоть она коротенькая, а в продолжение ее можно заготовить провианту на целую вечность. Всякое доброе дело туда отходит, как вклад небольшой; из всех таких вкладов составится общий капитал, проценты с которого и будут определять содержание вкладчика во всю вечность. Кто больше пошлет туда вкладов, того и содержание будет богаче; кто меньше – того и содержание будет менее богато. Господь всякому воздает по делам его.
Вот об этом и должна быть теперь у нас вся забота, чтоб побольше переслать туда вкладов. И забота эта не мудрена и не тяжела, как удостоверяет Сам Господь, говоря: Иго Мое благо, и бремя Мое легко есть (Мф. 11, 30). Я объяснял Вам это применительно к смутившим Вас мыслям, чтоб отвеять скорбь Вашу, будто живете без пользы и проживете всю жизнь без пользы, если так будете жить, как живете. Весь же строй христианской жизни таков: веруй в Бога, в Троице поклоняемого, спасающего нас в Господе Иисусе Христе благодатью Святаго Духа, и, принимая благодатные силы чрез Божественные таинства Святой Церкви, живи по заповедям Евангелия, одушевляясь упованием, что Бог за малый посильный труд наш, ради веры в Господа Спасителя и послушания Ему, не лишит нас небесного. Это я нарочно прибавляю, чтоб Вы видели, в каком духе должно творить дела нам, христианам сущим. Ибо иные говорят: делай-делай, а другие: веруй-веруй. Надо то и другое: веру сочетавать с делами и дела с верою.
Но все же главным образом внимание должно быть сосредоточено на исполнении заповедей. Уже веруем – что еще? Твори заповеди, ибо вера без дел мертва (Иак. 2, 17). И благодарение Господу, что Ему угодно было ценность дел наших определять не их широтой и великостью, а внутренним нашим расположением при делании их, окружив между тем нас премножеством случаев к деланию дел по воле Его, так что, если внимаем себе, можем поминутно делать дела богоугодные. Для этого нет нужды ходить за море, как прогрессистки, а смотри около всякий день и час. На чем видишь печать заповеди, исполняй то неотложно в том убеждении, что такого, а не другого дела требует от тебя в этот час Сам Бог.
Потрудитесь и еще крепче установиться в такой мысли. Как только установитесь, начнет покой приливать к Вашему сердцу от уверенности, что всякую минуту Вы работаете Господу. Это начало все обнимает. Даже когда Вам велят заштопать чулок меньшому брату и Вы сделаете это ради заповеди Господней – слушаться и помогать, это будет причтено к сумме дел, Богу угодных. Так всякий шаг, всякое слово, даже движение и взгляд – все можно обратить в средство ходить в воле Божией и, следовательно, поминутно двигаться к последней цели.
Прогрессистки имеют в виду все человечество и по меньшей мере весь свой народ огулом. Но ведь человечество или народ не существует как одно лицо, чтоб можно было что-нибудь для него сделать сейчас. Оно состоит из частных лиц. Делая для одного, делаем в общую массу человечества. Если б каждый, не пуча глаз на общность человечества, делал возможное для того, кто у него пред глазами, то все люди в совокупности в каждый момент делали бы то, в чем нуждаются все нуждающиеся, и, удовлетворяя их нуждам, устрояли бы благо всего человечества, сложенного из достаточных и недостаточных, из немощных и сильных. А то в мыслях держат благо всего человечества, а что пред глазами, то пропускают без внимания. И выходит, что они, того, общего, не имея возможности делать, а это, частное, пропуская, ничего не делают для главной цели жизни.
В Санкт-Петербурге мне рассказывали такой случай. Один джентльмен в каком-то собрании юных радетелей о всеобщем благе – это было в самый разгар прогрессистского бреда – держал сильную речь о любви к человечеству и народу. Все восхищались. Но ворочается он домой; человек, служивший у него, как-то не скоро отворил дверь – это ему уже не показалось; потом свечу не скоро подал, потом с трубкой что-то сделалось, да холодновато было в комнате… Не выдержал наконец наш филантроп и разбранил своего слугу. Тот – какое-то возражение, а этот его в грудь. И вот наш парень: там распарился от любви к человечеству, а тут и с одним человеком не мог поступить как следует. И в тот у нас первый разгар прогрессистского бреда красавицы, бросаясь в переплетные заведения, нередко матерей своих оставляли без куска хлеба, а все же мечтали, что они каким-то образом идут вперед и благо человечества устрояют. Вся беда от слишком широких кругозоров. А лучше, смиренно потупя очи, глядеть под ноги и разбирать, какой где сделать следует шаг. Это самый верный путь.
Во второй раз толкую Вам все о том же, чтоб все это покрепче засело у Вас в памяти, и ограждаю Вас от отуманения, какое наводят на душу прогрессистские мечты.
18. Значение духовных потребностей в ряду других сторон человеческой жизни. Единое на потребу. Господство духа как естественная гармония всех потребностей, могущая дать мир и покой. Отсутствие этого покоя в человечестве. Всеобщая суета и крушение духа. Зародыш этого смятения получается вместе с рождением
Теперь нам ничто уже не мешает обратиться к решению оставленного вопроса. Но чтоб его самого поновить, потрудитесь припомнить сказанное.
Дотолковались мы с Вами, что у человека есть три (а с промежуточными пять) яруса жизни: духовный, душевный и телесный; что каждый из них дает свою сумму потребностей, естественных и свойственных человеку; что сии потребности не все одного достоинства, но одни выше, другие ниже и что соразмерное удовлетворение их дает человеку покой. Духовные потребности выше всех, и когда они удовлетворяются, то другие хоть и не будут удовлетворяемы, покой бывает; а когда они не удовлетворяются, то, будь все другие удовлетворяемы богато, покоя не бывает. Почему удовлетворение их и называется единым на потребу .
Когда удовлетворяются духовные потребности, то они научают человека поставлять в согласие с ними удовлетворение и прочих потребностей, так что ни то, чем удовлетворяется душа, ни то, чем удовлетворяется тело, не противоречит духовной жизни, а ей пособствует – и в человеке водворяется полная гармония всех движений и обнаружений его жизни: гармония мыслей, чувств, желаний, предприятий, отношений, наслаждений. И се – рай! Напротив, когда дух не удовлетворяется и сие единое на потребу забыто, тогда все другие потребности разбегаются в разные стороны и каждая требует своего, и как их куча, то голоса их, как шум на базаре, оглушают бедного человека, и он мечется то туда, то сюда как угорелый за удовлетворением их. Но покоя никогда не имеет, потому что, когда одна удовлетворяется, другие не довольствуются тем и, не считая себя чем-либо ниже той, которая почтена удовлетворением, настойчиво требуют своего, как у матери, когда она накормит одного ребенка, другие пять кричат. Оттого внутри у такого шум, гам, разволока во все стороны и во всем беспорядочность. Тут же зарождается и та бурливая полоса, о коей была особая речь, и еще больше возмущает и обеспорядочивает все внутреннее. Такой ничем не доволен, всегда в туге, то, утомившись, стоит, выпучив глаза и недоумевая, что бы начать, то кружится и кружится. И се есть суета и крушение духа!
Вот откуда и рождается вопрос: так как же быть-то? Как сделать, чтоб духовная сторона была в нас преобладающей и, заправляя всем, вносила строй в жизнь нашу?
Скажу Вам наперед, что этому вопросу не было бы места, если б жизнь, свойственная нам, развивалась как следует. Ибо и телесные с душевными потребности так же естественны нам, как и духовные, и удовлетворение им само по себе не может вносить беспорядка и смятения в жизнь, как и удовлетворение духовным. Развивайся они все в строе и естественном взаимоподчинении – и жизнь человеческая текла бы прелесть как хорошо. Посадите семечко, поливайте, держите в должной теплоте – оно даст росток, ствол, лист и, наконец, цвет прелестный. Так было бы и с человеком. Раскрывайся он в естественном чине – будет всегда выходить прекрасный человек. Отчего же это мы ни себя, ни других не видим прекрасными? Отчего жизнь наша покривляется?
Припомните, что с Вами было после того, как Вы окунулись немножко в тот омут или ту бурливую жизнь. Ведь у Вас внутри сильное произошло смятение. Повторись это несколько раз – и Вы, если не примете предосторожностей, вплететесь в тот же водоворот, и пойдет у Вас жизнь, которая есть суета и крушение духа. Так нельзя ли нашей беспорядочности объяснять тем, что есть беспорядочные люди: мы увлекаемся ими и усвояем себе их беспорядочность? Вы вот только теперь начали подвергаться влиянию этой беспорядочности, воспитание же Ваше прошло под упорядочивающими влияниями благочестивого семейства Вашего и Ваших родных. А другие, у которых семья и родство живут бурливо и смятенно, с мальства усвояют эту смятенность и в ней вырастают. Так вот, может быть, и причина, от которой покривляется наша жизнь от естественного течения и в нее входит неестественное смятение?
Нет, этим дело не объясняется, потому что остается и еще вопрос: а в этот круг людей как зашло смятение? Откуда оно в семействах и в обществе? Вовне человек бывает таков, каков внутри. Беспорядочность в семейство и общество вошла изнутри человека. Не будь его внутри, не было бы его и вовне. Теперь внешнее отдает обратно внутреннему то, что от него получило. И опять вопрос: внутрь-то же откуда оно зашло? И еще скажу: внешнее бурление воздействует внутрь и там себя воспроизводит, потому что зародыш его и предрасположение к нему есть уже внутри. Вы тогда были смятены и покоя не находили. Отчего? Вы умолчали, а я не сказал Вам, потому что было не время. А теперь скажу. В те два дня, пустившись в бурливую жизнь, Вы увлекались, сердце Ваше сочувствовало если не всему, то многому. От этих сочувствий бурление и смятение возникли и в Вас. Пришедши в себя, Вы увидели в себе новость. Совесть доложила Вам, что эта новость – дело Ваше, и дело недолжное, и начала Вас за это казнить. Повинуясь сему голосу, Вы тогда все хорошо обсудили и верно оценили ту жизнь. После сего, если Вам еще придется попасть в эту сумятицу и Вы, как не раз уже говорил я, будете держать сердце свое вдали, не давая ему воли, когда оно начнет рваться на сочувствия, то Вы не будете испытывать испытанного томления. Но это я поминаю мимоходом. Речь же моя о том, откуда у Вас, живших доселе в других порядках, это сочувствие к тому беспорядочному.
Извольте разобрать и найдете, что оно у Вас и прежде было внутри, но было скрыто, а теперь вышло наружу. Внешние влияния не дают ничего нового, а только возбуждают то, что уже есть внутри. Скажу Вам пример. Я видел прокаженных. Дети их рождаются хорошенькими и растут совсем здоровыми. Но приходит время, проказа проявляется и у них, и они начинают быть как и родители их и как все другие прокаженные. Откуда она? Вышла извнутрь! А туда откуда попала? Получена вместе с рождением.
Из сего Вам немудрено будет сделать такое наведение, что если мы видим внутрь себя беспорядочность и смятение – мыслей, чувств, желаний, начинаний, дел – и кружимся в них, то это потому, что зародыш всего этого внесен в естество наше и что этот зародыш беспорядочности, раскрываясь вместе с раскрытием наших сил и потребностей, вносит в них смятение и делает, таким образом, всю нашу жизнь смятенною и бурливою. Извольте теперь рассудить, откуда этот зародыш. Говорю, извольте рассудить об этом, потому что иначе не сможем мы найти удовлетворительного ответа на несколько уже раз повторенный вопрос: как же быть? Кто хочет успешно врачевать болезнь, должен доискаться причины ее. Без того лечение не может иметь правильного течения и успеха.
Так вот о чем теперь надо потолковать.
19. Первородный грех как источник внутреннего смятения и беспорядка. Возможность врачевания поврежденного грехом состояния человека
Хоть я писал Вам рассудить и сам обещался потолковать о том, откуда в нас зародыш внутреннего смятения и беспорядочности, но ведь известно уж, и Вы знаете, откуда он. Стало быть, нечего и рассуждать, а только припомнить, как мы веруем о сем. Веруем, что такой зародыш не Творцом при сотворении человека вложен в естество наше, а привнесен после сотворения силою падения прародителей наших, которые, преступив заповедь, повредили и расстроили Извольте разобрать и найдете, что оно у Вас и прежде было внутри, но было скрыто, а теперь вышло наружу. Внешние влияния не дают ничего нового, а только возбуждают то, что уже есть внутри. Скажу Вам пример. Я видел прокаженных. Дети их рождаются хорошенькими и растут совсем здоровыми. Но приходит время, проказа проявляется и у них, и они начинают быть как и родители их и как все другие прокаженные. Откуда она? Вышла извнутрь! А туда откуда попала? Получена вместе с рождением.
Конец ознакомительного фрагмента.
Многих до сих пор удивляет: почему Святитель Феофан в расцвете духовных и физических сил, всеми уважаемый епископ почетной Владимирской епархии, вдруг написал письмо с просьбой освободить его от управления и уйти в затвор.
Высказывались самые разные предположения. Кто-то считал, что был конфликт, о котором мы не знаем. Кто-то, предполагал – как один из самых почтенных иерархов – корыстный мотив и намекал, что тоже не прочь с такой пенсией пожить на покое в монастыре. Были и те, кто представлял несчастную любовь, как в романах.
Сам Святитель Феофан подробно и убедительно высказал причину в письме Митрополиту Филарету (Дроздову).
Даже в затворе, он не оставлял забот о тех, кто искал совета. Среди его адресатов были самые разные люди.
В переписке Феофана Затворника выделяется серия, которую он сам очень ценил.
Это письма, как он говорил, адресованы одной юной московской красавице, которая просила его духовного руководства. Они впоследствии были выпущены отдельной книжкой «Что такое духовная жизнь и как на нее настроиться?»
Мудрые советы Святителя Феофана могли быть адресованы и сегодня не только юным прихожанам Богоявленского Собора, или любого другого храма. Но и всем тем, кто хочет найти основания жизни.
– Хоть большой мудрости нечего вам от меня ожидать, но один уже пересмотр всего достодолжного в духовной жизни доставит вам немалую пользу, оживив в памяти вашей всю эту область и сосредоточив на ней внимание.
Может быть, с возгрением и особой энергии. А в этом последнем, какое благо!
Ибо если бывает у нас нескладность в жизни, то она всегда почти происходит не столько от недостатка ума и нужных сердечных чувств, сколько от недостатка ретивости и ревности к достодолжному.
Пишете, что бабушка немножко болела. Ну, бабушка – победоносное слово. Для внучек нет теплее места, как у бабушек; нет и для бабушек дороже лиц, как хорошие внучки. И за это надо Бога благодарить.
А вы чаще утешайте бабушку и повнимательнее слушайте, что она говорит. У стариц – мудрость, опытами и трудами жизни приобретенная. И они часто невзначай, в простых фразах высказывают такие мудрые уроки, которых и в книгах поискать – не найдешь.
Откровенность – первое дело в переписке, иначе нечего было ее и затевать. И пишите всегда сплеча – все, что есть на душе, и особенно пополнее излагайте вопросы, которые зашевелятся в голове и станут настойчиво требовать решения. Тогда и решения будут приниматься, как земля жаждущая принимает воду. И это есть самый лучший способ и приобретения, и закрепления в душе понятий, разъясняющих суть предметов и дел, которых яснозрение очами ума считаем мы для себя необходимым.
Какой был бы толк, если б я написал вам об одном, а ваша душа была бы занята другим? Это было бы пусторечие, похожее на то, как если б два лица разговаривали между собой, обратясь друг к другу спиной и каждый, толкуя о том, что у него пред глазами.
Мы, кажется, так и положили с вами, что не будем заниматься отвлеченностями и рисовать планы и теории, а поведем речь так, как вести ее заставят текущие явления жизни. Так и будем идти шаг за шагом.
Пишете, что у вас «рябит в глазах». Дня два, – говорите, – случилось мне пробыть в обычных здесь общественных увеселениях: то в театре посидела, то погуляла, то была на вечере. И что это за толкотня, какие речи, какие обо всем мудреные суждения, какие приемы в обращении? Все это мне дико, а от толкотни – мыслей не соберу.
Это на первый раз вам так показалось, а потом присмотритесь.
Впечатление, вами испытанное, после спокойной простой семейной в деревне жизни совершенно в порядке вещей.
Я бы сказал вам: по этому и судите, где истина жизни и где ложь. Но не знаю, что у вас от всего бывшего засело на душе. Ибо возможно, что на поверхности будто и неодобрение таких порядков, а поглубже – сочувствие им и желание повторения.
Жизнь, которой частичку вы видели, имеет одуряющее свойство. Так что и видят, что все это не то, а все тянутся, как привыкший к опиуму знает, что будет как сумасшедший, а все принимает его (или потому и принимает).
Так вы как себя чувствуете? Тянет вас еще туда же? Желательно вам так проводить жизнь?
Прошу хорошенько расписать мне это – и по правде.
Как вы обрадовали меня вашим ответом!
– Не тянет, напротив, отталкивает. Не один день после того я была как разбитая, душа моя томилась и тосковала, и я сладить с собою не могла. Насилу-насилу отлегло.
Что же это вы прошлый раз не прописали этого? Мне и показалось, что, помалчивая, вы прячете зазнобу или занозу.
Дай Бог, чтоб такое отревающее от светской жизни и светских увеселений чувство навсегда сохранилось в вас.
Но возможно и то, что слюбится. Как видно, вам нельзя не соприкасаться с такой жизнью.
Во второй раз будет уж не так разрушительно и смутительно, В третий – еще меньше, а потом и ничего себе – как говорят про водочку: первая чарка колом, вторая соколом, а там уж только подавай.
Тем, которым приходится зайти в табачную мастерскую, что испытывают? И глаза ест, и в носу точит, и дохнуть нельзя. А те, которые трут-то, тем совсем ничего.
Да и эти свежие, постояв немного, уж не так жмурятся, чихают и перхают, а потом и совсем эти неудобства прекращаются.
Смотрите, не случилось бы и с вами подобного относительно так возмутивших покой ваш порядков жизни.
Вы будто упредили мой вопрос и говорите:
– И не думаю, чтоб я помирилась когда-нибудь с такой жизнью. Присматриваюсь и нахожу, что это не жизнь. Не умею этого объяснить, но утверждаюсь в мысли, что это не жизнь. Движения тут много, а жизни нет. Вон и моя швейная машинка куда как хлопочет, но что в ней за жизнь? Прекрасную мысль породила ваша светленькая головка. Теперь ваше положение я могу считать более надежным.
Чувство одно непрочно: оно может измениться. Но когда в помощь к нему приходит основательная мысль, то оно упрочивается и собою опять упрочивает мысль. Вдвоем они похожи на крепость.
Но чтоб эта крепость была крепче, надо вам понять, почему именно нет жизни в той жизни.
Если продолжатся наши беседы, то со временем подробно выяснится это, теперь же скажу только: потому нет в той жизни жизни, что она не все стороны человеческой жизни занимает, питает, а только малую частичку.
И, притом такую сторону, которая стоит на последнем месте или, вернее, на окраинах жизни, не касаясь центра ее.
Жизнь человеческая многосложная и многосторонняя. Есть в ней сторона телесная, есть душевная и есть духовная.
Каждая имеет свои силы и потребности и свои способы и упражнения их, и удовлетворения.
Только тогда, как все силы наши бывают в движении, и все потребности удовлетворяются, человек живет. А когда у него в движении только одна частичка сил и только одна частичка потребностей удовлетворяется, то эта жизнь – не жизнь: все одно, как в вашей швейной машинке движение должное бывает только тогда, когда все части ее в ходу.
Прекратись действие какой-либо части – машинка стала, не живет. Не живет и человек по-человечески, когда в нем не все в движении. Только в машинке прекращение ее жизни – движения – видимо видится, а в человеке бездействие в нем полной человеческой жизни, при действии одной какой стороны и удовлетворении немногих потребностей, совершается невидимо. Хотя есть действительно, как действительна неподвижность сказанной машинки.
Таков закон человеческой жизни!
Приложим его к тому, о чем у нас речь. Какие силы там – на светских встречах – заняты, и какие потребности удовлетворяются?
Заняты здесь у людей руки, ноги, язык, глаза, уши. Обоняние, осязание, память, воображение, фантазия и сметливость.
Все в совокупности – самая низшая сторона человека. Одинаковая у него с животными.
И удовлетворяется только одна потребность животной жизни или, лучше, сказать: играние этой жизни, какое действует с овечками, когда их выгоняют на зеленую поляну.
Кроме этих сил есть у человека еще два-три яруса их и еще главный им центр.
Судите же теперь, может ли такая жизнь быть жизнью? Чувство ваше сказало вам, что нет тут жизни. Указываю вам главную причину, почему нет. Может быть, действие этой причины не так теперь для вас ясно, но общая мысль не может не быть понятой.
Подробности же уяснятся со временем. Ибо я имею намерение все достодолжное выводить из устройства человеческого естества. Жить нам надобно так, как Бог создал нас. И когда кто не живет так, смело можно говорить, что он совсем не живет. Прошу удовлетвориться пока этим.
О письмах святителя Феофана Затворника
Письменное наследие другого святителя и духовного писателя епископа Феофана поистине огромно. В своих письмах178Святитель живо отзывается на события государственной и общественной жизни, о всем дает свои меткие замечания и определения, следит за ходом Крымской войны, за жизнью ополченцев. В письмах к издателям и редакторам своих обширных литературных и переводческих трудов он высказывает суждения о ходе издания, о рецензентах, говорит о своих удачах или помехах в творческой работе. Кратко, а где нужно и подробно, описывает ход работы над своей замечательной «Евангельской историей»; за этот труд он был удостоен ученой степени доктора богословия. Советуется и о ходе работ над другими духовными книгами, такими как «Что есть духовная жизнь» и др. В своих деловых письмах святитель Феофан касается и вопросов духовных, снабжая своих деловых корреспондентов мыслями о тайнах духовной жизни, о делании молитвы Иисусовой и под.
Для нашей темы наибольшее значение имеют письма Святителя как наставника, старца, руководителя в духовной жизни. В них, естественно, отражается дух их автора. Часто они довольно кратки, добросердечны, богаты юмором, назидательностью. Подробный разбор всех писем этого раздела для нас невозможен, да он и не отвечал бы поставленной нами задаче. Существенное, основное для нас – общий тон, дух старческого руководства, который сообщал Святитель в своих письмах.
«Я уверен, что внутреннее ваше стоит добре, – пишет святитель Феофан духовной особе, живущей при монастыре, – а если и всколышется когда, то вы умеете приводить его в порядок». «Господь отнимает от вас человеческие опоры <...> чтобы у вас осталась наконец одна опора – Сам Господь. Он хочет возвесть вас в состояние или на высоту пустынников», – пишет Владыка в следующих письмах. На вопрос своей духовной дочери, за какие грехи случаются подобные скорби, Святитель отвечает: «За какие грехи? – Не всегда за грехи. Бывает и потому: в венец еще камушек подобран и отшлифовывается <...> Лучше всего не задаваться такими вопросами, ограничиться одним запечатлением: буди воля Твоя <...> самое мудрое и самое успокоительное».
Ниже в том же письме, чтобы утешить скорбящую, старец пишет: «Мои книги <...> к вашим услугам. Шлю по две поименованных вами. Они все три – игрушечки... Но одна игрушечка – револьвер». «Очень рад, – пишет ей Владыка в следующем письме, – что <...> молитва ваша стоит. Это молитва в сердце. Она лучше и ценнее молитвословия читательного. Есть ли болячка в сердце? <...> не отходящее от сердца чувство к Богу <...> не помышление, а чувство, служащее <...> источником памяти Божией и всех духовных чувств».
Когда с этой духовной дочерью Владыки произошло печальное событие и ей пришлось переходить на жительство в другой монастырь, епископ Феофан писал ей: «Было <...> бы лучше, если бы вы умудрились так устроить, чтобы все забыли или не помнили, что вы среди их живете. Тогда обитель была бы для вас пустынею». К такой высоте смирения звал свою духовную дочь Владыка, несомненно на опыте испытавший крепость подобного состояния среди людей.
Письма святителя Феофана к мирским особам всегда – зов к жизни духовной. «Каждый день надо считать первым днем жизни в страхе Божием, – пишет Владыка матери большого семейства, – заднее все забывая, кроме грехов, о коих всегда надо каяться <...> Снова начинать – такой закон духовной жизни». «Как только увидите неправость мысли, чувства или слова, – пишет он ей же в следующих письмах, – тотчас и кайтесь <...> Прибавьте к этому осматривание, как идет падение, и из этого осматривания извлекайте себе урок, как себя одолевать при подобных встречах. Опыты воздержания дадут опытность в самообладании, и падения будут реже и реже. Бог поможет». «Смирения побольше надо, – продолжает Владыка дальше. – Речи или порывы слова огорчительные для других не от барства ли. Сознание барства и есть гордость». Владыка в письмах поучает эту мать семейства молитве, говорит ей о смирении. «Лучше всего, если совсем себя забудете, а будете только иметь в мысли, как бы Бога не прогневить чем, неугодным Ему в мыслях, словах и делах». Поучая эту душу в следующих письмах, епископ Феофан пишет: «Вам скорбно смотреть на нарушение заповедей Божиих. Но како Бог Пречистый, Вездесущий, Всевидящий сносит наши грехи... И вот <...> терпит Господь, ожидая, что когда-нибудь опомнимся и зачнем направлять душу свою». Советуя терпеть семейные скорби, Владыка, глубоко сочувствуя, пишет: «Установитесь в мысли, что без Бога ничего не бывает и потому все бывает во благо нам. От нас зависит только надлежащим образом воспользоваться всем, что случается. Но если и одно только терпение явим – и то доброе себя есть держание пред Богом».
В этой семье Святитель определил путь двух молодых девушек, назвав одну Черничкою, а другую – Беличкою. Черничке, согласно склонностям ее души, был определен путь, ведущий в монастырь. Беличке было предоставлено выбирать свое служение среди людей или обзавестись семьей, что впоследствии и исполнилось. Наставления той и другой Владыка давал в течение десятков лет, утверждая каждую на ее жизненном пути и в неизбежных скорбях.
Письма святителя Феофана к лицам, вопрошающим о том, как им строить здание своей жизни, очень содержательны и пространны. Владыка отвечает на их серьезные вопросы обстоятельно, убеждая рассмотреть внимательно наклонности души. С людьми, решившимися избрать путь монашества или священства, преосвященный Феофан углубленно разбирает их серьезные духовные искушения и дает обстоятельные советы о том, как творить молитву Иисусову. Учит Владыка людей этого плана творить и молитву благодарения, составленную из догматов Православной Церкви:
«Слава Тебе, Боже наш, в Троице поклоняемый Отче, Сыне и Душе Святый».
«Слава Тебе, создавшему все словом и о всем промышляющему».
«Слава Тебе, почтившему нас образом Своим».
«Слава Тебе, Сыне Божий, благоволившему воплотитися, пострадать, умереть, воскреснуть, воссесть одесную Отца, и Духа Святаго нам ниспославшему».
«Слава Тебе, Боже, народ наш призвавшему в Царство Твое».
«Слава Тебе, путь покаяния и обращения мне устроившему».
«Слава Тебе за все».
Подробное изучение писем святителя Феофана может составить предмет специального исследования, в котором могли бы быть рассмотрены все вопросы, затронутые преосвященным Владыкой в своей переписке. Мы же более подробно не сможем углубляться в эту часть его трудов.
Из книги Том 7. Письма автора Брянчанинов Святитель ИгнатийXV Переписка святителя Феофана Затворника со святителем Игнатием № 1 Письмо святителя Феофана Затворника Ваше Преосвященство,Милостивейший Архипастырь!Искреннюю приношу благодарность Вашему Преосвященству за дорогой подарок Ваш. - Он и без подарения подарок
Из книги Православие и грядущие судьбы России автора Рождественский Архиепископ Никон№ 1 Письмо святителя Феофана Затворника Ваше Преосвященство,Милостивейший Архипастырь!Искреннюю приношу благодарность Вашему Преосвященству за дорогой подарок Ваш. - Он и без подарения подарок православным. Авось оживит заснувших. И сия благодать пробуждения да
Из книги Душа после смерти автора Серафим ИеромонахДорогие строки из писем святителя Феофана-Затворника Есть имена, особенно близкие православному русскому сердцу: каждая строка из письма такого человека - нам дорога, как памятник отшедшего к Богу мудрого и любвеобильного наставника в духовной жизни, как бы его
Из книги Сборник "Святые Отцы о молитве и трезвении" автора Феофан Затворник8. Учение епископа Феофана Затворника о воздушных мытарствах Епископ Игнатий (Брянчанинов) был в России XIX века защитником православного учения о воздушных мытарствах, когда неверующие и модернисты уже начали смеяться над ним; не менее твердым защитником этого учения
Из книги Русский инок № 13, июль, 1910 автора Автор неизвестенПредисловие к сборнику Феофана Затворника Предлагаемый сборник обязан своим происхождением следующему случаю. Некто из боголюбцев, любящих внимать себе и с Богом молитвенно беседовать, рассказывал о себе, что он, бывая вынужден иногда хлопотать много по хозяйству и по
Из книги Палестинский патерик автора Автор неизвестенИз писем Феофана Затворника Милость Божия буди с Вами!Относительно нощных осквернений нельзя одного правила держаться, потому что разные бывают тут обстоятельства. Бывает истечение влаги совсем несознаваемое…, а иное бывает с сознанием, но без всякого похотения и
Из книги Святитель Феофан Затворник и его учение о спасении автора Тертышников Георгий Из книги Русская идея: иное видение человека автора Шпидлик ТомасЧасть I. ЖИЗНb И ДЕЯТЕЛbНОСТb СВЯТИТЕЛЯ ФЕОФАНА
Из книги Палестинский патерик автораСхиархимандрит Варсонофий. Памяти в Бозе почившего епископа Феофана Затворника († 6 января 1894 года)Он бе светилник горя и светя,(Ин 5,35)Вы есте свет мира;не может град укрытисяверху горы стоя.(Мф 5, 14) I Давно ли жил тот старец чудный, Исполненный духовных мощных сил, Что
Из книги Козельщанская икона Божией Матери, Козельщанский женский монастырь автора РПЦТрихотомическая антропология Феофана Затворника «К существенным свойствам человека принадлежит то, что он одарен сознанием, может говорить о себе-я, или есть лице». Но прямо противоположное можно сказать о грехе, ибо грех ложным образом отождествляет с грешником
Из книги О молитве Иисусовой и Божественной Благодати автора Голынский-Михайловский АнтонийЗавет святителя Феофана Затворника Возлюбленный читатель мой! Хочешь ли, я покажу тебе вещь, которая честнее злата и сребра, многоценного бисера и камений драгих? Ничем не можешь ты обресть и купить Царствия Небесного, будущих радостей и вечного покоя, как только этою
Из книги Письма (выпуски 1-8) автора Феофан Затворник Из книги Лекции по пастырскому богословию автора Маслов ИоаннПРИЛОЖЕНИЕ Краткое руководство для обучающихся Иисусовой молитве Выдержки из творений и писем святителя Феофана Затворника /Составил иеромонах Феофан (Крюков)/ Извольте все сие сообразить и взять в руководство и почаще прочитывать, чтоб поновлять в памяти, как должно
Из книги автораЗавет святителя Феофана Затворника Возлюбленный читатель мой! Хочешь ли, я покажу тебе вещь, которая честнее злата и сребра, многоценного бисера и камений драгих? Ничем не можешь ты обресть и купить Царствия Небесного, будущих радостей и вечного покоя, как только этою
Из книги автораЗавещание святителя Феофана Затворника «Не попеняйте на меня, Господа ради, что оставляю вас. Отхожу не ради того, чтобы вынужден был вас оставить. Ваша доброта не допустила бы меня переменить вас на другую паству. Но, как ведомый, ведусь на свободное от забот пребывание,
Из книги автораПастырство епископа Феофана (Затворника) Личность епископа Феофана, как и епископа Игнатия (Брянчанинова), столь резко выделяется на фоне его современников, что он еще при жизни обращал на себя внимание всех церковных людей. Епископ, покинувший кафедру для того, чтобы
Обособленное подразделение юридического лица: признаки и порядок
Почему не стоит сравнивать себя с другими Не стоит меня сравнивать другим
Решение задач по спросу и предложение Уравнения рыночного спроса и предложения
Бенчмаркинг – что это такое, виды бенчмаркинга и пример его использования Бенчмаркинг цен